Наконец, вернулся с задания командир авиачасти. Начальник конвоя перехватил его у самого штаба. Со своего места Лямин видел, как младший лейтенант протянул на подпись акт о доставке арестованного невысокому мужчине лет 30, и небрежно кивнул в сторону Андрея. Лётчик бросил оценивающий взгляд на Лямина, ловко обогнул стоящего напротив энкэвэдэшника, и быстрым шагом направился к новому подчинённому.

При приближении этого человека Андрея словно подбросила какая-то сила. Вскочив на ноги к большому неудовольствию бдительного старшины, он одёрнул на себе гимнастёрку. Рука привычно потянулась для отдания части, чеканный рапорт заиграл на губах. Но в следующее мгновение Лямин вдруг вспомнил о потерянной при аресте пилотке и о том, что теперь он уже бывший лейтенант. Надо было привыкать униженно именовать себя по-новому: «осуждённый такой-то». От одной мысли о необходимости выдавить из себя столь омерзительную фразу гортань молодого человека свело спазмом.

Коренастый лётчик с ходу протянул Лямину свою широкую ладонь для рукопожатия и представился:

– Капитан Нефёдов, Борис Николаевич, командир особой авиагруппы.

Растерявшийся Андрей медлил с ответом, продолжая лихорадочно соображать, как ему отрекомендоваться.

Капитан сам пришёл ему на помощь, деловито поинтересовавшись:

– На «Яках» летал?

– Летал – не моргнув глазом, соврал Лямин, больше всего опасаясь, что «покупатель» его забракует.

– Красавец! – поставил ему промежуточную оценку командир, и тут же задал следующий вопрос:

– Где воевал?

Андрей торопливо стал перечислять места, где пришлось летать с начала войны.

– Значит обстрелянный… – удовлетворённо заключил Нефёдов, и быстро развернулся всем корпусом в сторону подходящего к ним начальника конвоя.

– Что же ты делаешь?! Он же боевой лётчик, заслуженный фронтовик! А ты его, словно последнюю… на глазах у всей части позоришь. Ему завтра в бой идти, возможно, за линию фронта. А ты его мне под расписку сдаёшь, как беглого каторжника, которому доверия нет.

– У меня приказ – обидчиво поджал губы младший лейтенант. – И вы, товарищ капитан, демагогию тут не разводите. Не забывайте, с кем разговариваете.

– Ладно, не забуду – задиристо пообещал Нефёдов. Он быстро подписал акт, и демонстративно повернулся к энкэвэдэшнику спиной – лицом к Лямину.

– Пойдём, стажёр, послушаешь инструктаж. Сразу начинай входить в курс дела. Через двадцать минут идём двумя эскадрильями сопровождать «пешки»18. Пока без тебя… Завтра с утра устрою тебе экзамен на технику пилотирования. Если не соврал про боевой опыт, тоже начнёшь работать. Времени на раскачку у нас тут нет. Если первые пять вылетов переживёшь, то переведу из стажёров в штатники…

Капитан выглядел, как настоящий «воздушный волк»: бронзовый загар, шевелюра непокорных русых волос, энергичное обветренное скуластое лицо, шрам над правой бровью. Голос с мужественной хрипотцой. Даже разговаривая, он не выпускал изо-рта небольшую диковинную трубку сделанную в виде головы Мефистофеля. На его выгоревшей от солнца, просолёной потом гимнастёрке красовались сразу два ордена «Красного знамени» и орден «Красной звезды» и ещё какой-то неизвестный Лямину иностранный орден. Такой «иконостас» не часто можно было встретить даже в гвардейских частях, ведь до войны и в первый её период награждали редко. Всё в нём было необычно и выразительно, даже его кавалерийские галифе, – очень широкие вверху и плотно обтягивающие ногу на икрах, заправленные в черные сапоги из мягкой кожи.

На голове капитана лихо, чуть наискосок сидела сильно помятая фуражка. «Капуста»