Наверное, Марселю очень повезло, что он утром поднялся на чердак, а не сунулся прямиком через выход из Дворца. Так вот, поднялся и увидел – перед входом тлеет костер, и десятка три тех самых лохматых дикарей, что приходили к потерпевшему крушению фрегату и похищали его людей, лежат вокруг, прикрывшись шкурами. Рядом с ними их оружие – каменные топоры, палицы, дротики…

Впрочем, спали не все – двое страшилищ бодрствовали.

Один, завернувшись в козью шкуру, сидел, опираясь на рогатину, на куче хвороста. Солнце еще не взошло, но было уже светло, и Жан хорошо рассмотрел его заросшее до узких глаз лицо. И плоский нос с круглыми ноздрями над толстыми губами. Тело сплошняком было покрыто шерстью. Непомерно длинные руки не соответствовали коротким и кривым ногам.

Второй страж расхаживал вокруг костра. Время от времени он подходил ко входу в пещеру, заглядывал туда, принюхивался, прислушивался и отходил. У него была огромной голова и на ней волчьи уши – острые и торчащие. Они шевелились, когда он прислушивался.

Поднялась на чердак Луиза.

– Кто это? – удивилась она.

– Тс-с-с… – Марсель прижал палец к губам.

Но было поздно – её услышали. Один из стражей вскочил, увидев их, а другой даже метнул дротик. Короткое копье влетело на чердак, стукнулось о каменную стену и обломилось у наконечника.

Почти в то же мгновение вскочили ещё несколько дикарей. С грозным рычанием они бросились штурмовать скалу, намереваясь забраться на чердак. Но бесполезно – и скала была неприступна, и сила, обороняющая пещеру, работала безотказно. Когда лохматики-волосатики соорудили живую пирамиду, став друг-другу на плечи, первая же голова, достигшая пола чердака, вдруг с воплем отшатнулась, устрашившись чего-то – и все попадали на землю.

Жан увел Луизу вниз:

– Здесь очень опасно, дорогая.

А сам снова поднялся на чердак наблюдать за противником.

Солнце взошло.

Лежа на каменном полу, капитан наблюдал за дикарями. Они его не замечали, занятые своими делами.

Жан размышлял. В Гранитный Дворец врагам не попасть, но дротики их могут врываться в её пространство. В случае, если они придумают нечто вроде платформы и поднимут её на высоту чердака, находиться на нем будет опасно.

В противном случае оставалась осада, и тогда дикари здесь надолго задержатся. Будут придумывать разные способы, чтобы выкурить наружу белокожих людей.

Вот именно, выкурить! Если они догадаются метать на чердак или через вход в Гранитный Дворец головешки и вонючие тлеющие шкуры, то осажденным там жизнь не покажется раем.

Ещё хуже гостинец – падаль. Падаль, которая сама по себе нестерпимо воняет, но ещё и заразу распространяет.

Марселю стало жутко от таких мыслей. Ему и в голову не приходило искать перемирия с этими дикарями, рожи которых страшнее гиен.

Тяжелая, давящая печаль оледенила душу капитана.

Поднялась Луиза на чердак, прошептала:

– Я там боюсь одна оставаться.

Жан отполз к ней, сам сел, жену посадил на колени и прижал к груди, ласково гладя по волосам.

Им предстояла борьба с самым опасным хищником на Земле – человеком. Пусть первобытным, но очень свирепым.

Восемь дней длилась осада. Упорной она была, но бесхитростной – ни головешек дикари в Гранитный Дворец не закидывали, ни вонючей падали. Быть может, осаждающие надеялись, что у осажденных рано или поздно закончатся вода и еда. Но вот с этим-то как раз все было в порядке.

Восемь дней прошли… Что же держало возле Дворца дикарей? Может, ненависть лютая ко всем чужакам?

От страха, наверное, Лу приболела и больше лежала в алькове, чем ходила. Жан ухаживал за ней и всячески подбадривал. Каждую ночь, когда жена засыпала, капитан поднимался на чердак и наблюдал за лагерем неприятеля. Сам он спал мало, но крепко…