Победа была полной и безоговорочной, зимний набег варваров на Паникапей потерпел неудачу.

Неоптолем прекрасно понимал, что отразив вражеское вторжение зимой, он, тем не менее, так и не разрешил главную проблему. Окончательно разбив соратников Савмака, стратег задумался о том, как решить проблему пиратства. Хотя сам ход событий подсказывал, что промышлявшие морским разбоем варвары ещё вернутся. И вернутся на этот раз всей своей силой, на кораблях и камарах, чтобы ещё раз попытаться сокрушить понтийское господство на Боспоре Киммерийском. Поэтому Неоптолем не стал тратить время попусту, а как только пролив освободился ото льда, стал стягивать к Пантикапею, Нимфею и Тиритаке боевые корабли. Вербовал фракийцев, которые после пленения Савмака оказались не у дел и теперь с радостью были готовы снова поступить на службу. Люди стратега в Горгиппии и Гермонассе ловили каждый слух об ахейцах, зигах и гениохах. Через торговцев и рыбаков разведчики пытались выяснить, собирают варвары флот или нет, а если вдруг начнут подготовку к походу, то не Пантикапей ли будет их конечной целью?

Усилия даром не пропали, поскольку к середине лета стало известно о том, что объединенный варварский флот отплыл по направлению к Боспору Киммерийскому. Неоптолем медлить не стал и собрал все корабли в один кулак у города Нимфея. Стратег решил любой ценой не допустить вражеской высадки на берег, поскольку отдавал себе отчет в том, к каким последствиям это может привести. Боспорский флот численно уступал флоту пиратов, зато у Неоптолема были настоящие боевые корабли, которым противник мог противопоставить только захваченные купеческие суда, да небольшие камары. Но ахейцы, зиги и гениохи были уверены в своих силах, делая ставку на колоссальный опыт ведения боевых действий на море. Однако при этом упустили из виду, что одно дело грабить купцов и совсем другое – сражаться против навархов Митридата.

Увидев на горизонте вражеские суда, Неоптолем велел атаковать прямо по центру пиратского флота. Загремели барабаны келевстов[22], задавая ритм гребцам, защелкали бичи надсмотрщиков, и, разрезая бронзовыми таранами морскую гладь пролива, корабли стратега пошли в атаку. На вражеских судах засуетились и забегали моряки, воины спешно разбирали оружие и становились вдоль бортов, а капитаны стали перестраивать флотилию в боевой порядок. Но было уже поздно. Мощный клин боспорских и понтийских кораблей врезался в гущу камар и пиратских судов, множество из которых, не выдержав таранных ударов, сразу же затонули.

Кормчие Неоптолема искусно направляли корабли на вражеские суда, таранами проламывая им борта и ломая весла. Тогда пираты изменили тактику и, пользуясь численным превосходством, решили взять неприятельские корабли на абордаж. Но боспорские и понтийские корабли были буквально набиты наемными фракийцами, боспорскими гоплитами и тяжелыми пехотинцами Неоптолема. Едва только камары окружали какое-либо вражеское судно и забрасывали его абордажными крючьями, как с высоких бортов в лодки прыгали фракийцы и рубили кривыми махайрами гребцов и воинов. Гоплиты и понтийские солдаты перебирались на корабли варваров и вступали с противником в рукопашную схватку, где перевес неизменно оказывался на их стороне. Изрубив команду, воины рассыпали по палубе угли из жаровен, после чего покидали обреченное судно.

Бой был жестоким и коротким, пиратские суда шли на дно одно за другим. Черный дым от сожженных кораблей расползался над проливом, берега были усеяны деревянными обломками, и тысячи мертвых тел покачивались на волнах. Сотни людей барахтались в соленой морской воде, их вылавливали победители и, вытащив на палубу, скручивали веревками. Все большие корабли варваров были потоплены и сожжены, а камары разбиты ударами таранов или захвачены фракийцами. Разгром был невиданный, спастись удалось лишь тем из пиратов, кто самым первым бежал с поля боя. Неоптолем в очередной раз праздновал победу.