– Господин рыцарь, хода черного нет, но его можно быстро проделать! – неожиданно раздался за спиной призадумавшегося моррона тихий шепот солдата.

«А все-таки я молодец, здорово ребят выдрессировал! И ходят бесшумно, и дверными петлями не скрипят, – сам не зная почему, первым делом подумал Дарк. – Жаль, коль всем им погибнуть придется!»

– Я что, неясно приказ отдал?! Нет, так проделать! – так же тихо произнес Херцштайн, не повернув головы.

– Нашумим, господин рыцарь, тама по углам уж шибко много барахла всякого звенючего навалено, загромыхает так…

– Тогда отставить, – отменил моррон прежний приказ и тут же отдал следующий: – Сядьте на скамью и притворитесь мышами, немыми и безлапыми!

Дозорный разъезд не заподозрил ничего подозрительного и, проехав мимо трактира, скрылся за поворотом дороги. Дарк вздохнул с облегчением и, отпрянув от оконного стекла, собирался направиться к выходу. У троицы, затаившейся внутри трактира, было не более двух-трех минут, чтобы выйти наружу и перебежками добраться до леса. Однако удача изменила герканцам. Не успел моррон сделать и шага, как в окне вновь появились конские головы, а в ушах раздался приглушенный цокот копыт. Четверо конвоиров зачем-то вернулись, причем трое спешились на обочине, а один из шеварийцев быстро погнал коня в обратную сторону.

«Что это: обычная процедура, разведчик докладывает командиру конвоя, как дела на дороге, или все же что-то заподозрили? – пытался понять, что происходит, Дарк, вернувшись к окну. – А может, у трактира остановиться решили? Коней попоить, самим пожрать, да по нужде великой да малой, в уютный теплый амбар сбегать? Ох, не нравится мне эта компания у дороги! Почему сюда не идут, да и в сторону нашу совсем не смотрят? Неужто вспугнуть боятся? А не слишком ли я о них хорошо думаю? Это же всего лишь надсмотрщики. Повезло, видать, нам – тела трактирщика с дороги, похоже, не видно, иль за пьянчужку обычного его приняли. Убирать не спешат – мараться неохота!»

Гадать можно было долго, но правды все равно не узнать, пока неторопливые события не разовьются до своего логического и явно скорого конца. Пока же Аламезу и его солдатам оставалось только тихо сидеть и ждать, молясь о том, чтобы, судя по доносившимся до ушей звукам, уже приближавшийся конвой прошел мимо. Нет, конечно, Дарк подумывал, чтобы проскользнуть за спинами не очень-то и бдительных стражей, но это было еще рискованней, чем просто затаиться. В случае обнаружения их, естественно, прикрыли бы. Всего три бесшумных выстрела из кустов, всего три сдавленных хрипа, и вот возле лошадей три бездыханных трупа, однако увести лишившихся хозяев коней и оттащить тела в лес всяко не успеть. В ушах моррона уже нарастал неприятный звон кандалов и колодок.

Любая колонна пленных – всегда зрелище, преисполненное скорби и печали: одни обреченно бредут на смерть, скорую, в виде виселицы у дорожной обочины, или долгую, мучительную, в сыром каземате или на душной каменоломне. На лицах каторжников всегда видна печать обреченности и уныния. Не более радостны лики и конвоиров, ведь им каждый день на протяжении долгих лет приходится созерцать одну и ту же невзрачную картину и каждый миг бояться, что обезумевшие узники устроят мятеж и попытаются придушить их цепями иль впиться в глотки зубами, единственно доступным пленнику оружием. Любой конвой напоминает похоронную процессию, но с той лишь разницей, что покойнички пока еще живы, а провожающие их в последний путь не собираются говорить прощальных речей да пить вино за их упокой.

Все конвои военной поры одинаковы. Впереди едут командир и его охранники на сытых конях. По бокам процессии лениво шествуют неусыпные стражники, обожающие слушать собачий лай вместо пения да пронзительный свист плеток, плавно переходящий в удары о плоть и тихие стоны. В центре устало бредет серая-пресерая масса в несколько сотен косматых голов, источающая удушливый аромат, а замыкают шествие сборщики трупов, те, кто добивает выбившихся из сил да спихивает их отощавшие тела на обочину. Все конвои военной поры одинаковы, но, как оказалось, только не этот…