– Зона бомб замедленного действия. Их ищут – не могут найти. Они ушли глубоко под землю, их засыпали новые взрывы. Другого пути нет.

В темноте слышалось пение. Я вспомнил, как в Ханое До Нюан играл эту песню и меня поразил ее яростный ритм.

Некоторое время спустя я встретил одну из тех, кто выполняет эту смертельно опасную работу, – молодую крестьянку.

– Мы сидели в хорошо оборудованном блиндаже, – рассказывала Хоэ о первом знакомстве с бомбами замедленного действия, – когда увидели, как на дорогу около моста через ущелье упали пять бомб. Ни одна из них не взорвалась. Бомбежка кончилась, участок дороги был разрушен, а за поворотом беспомощно стояла колонна автомашин. Нужно было выходить работать, но какая-то сила держала нас в убежище. Мне стало стыдно. Я вышла из блиндажа и сделала первый шаг к бомбам… Потом второй. Третий. Бомба пока не взрывалась. Сердце колотилось. Руки дрожали. Но я увидела, как следом за мной вышли еще три девушки. Мы приблизились к бомбам, попытались сдвинуть одну из них с места. Не удалось. Потом бамбуковыми палками перекатили ее на носилки и унесли.

…Мы беседовали с Хоэ в небольшой хижине за чашкой зеленого чая, который так хорошо утоляет жажду. За открытой дверью можно было видеть, как на поле с рисовой рассадой четыре женщины ритмично черпали воду из канала. На четырех веревках болтались два ведерка, и женщины забрасывали их в воду, а затем выливали на поле. Трудно было представить, как где-то неподалеку четыре другие женщины положили на носилки начиненные смертью чудовища и оттащили их в сторону. Но это было.

…Мы собирались уже заворачивать в деревню, где нас должны встречать, как вдруг машину останавливает вынырнувший из темноты человек и что-то тихо говорит нашим сопровождающим. Кан, обернувшись к нам, сообщает: «Центр приемов» прошлой ночью разбомбили. Хорошо, что мы запоздали. Сейчас едем в запасную «гостиницу».

Еще полтора десятка километров.

Нас встречают, куда-то ведут в темноте. За одежду цепляются какие-то колючки. Дальше тропинка вьется по рисовому полю. Лунный свет, тишина. Затем издалека доносятся взрывы, и снова тихо.

…Товарищу Нгуен Тоатю, заместителю секретаря уездного комитета партии, 47 лет. В прошлом бедный крестьянин, он стал кадровым партийным работником. У него семеро детей, старшие уже служат в армии. Одет, как и большинство партийных работников, в сандалии из автопокрышки, в форменные брюки и куртку, на голове пробковый шлем, в руках потертый портфель.

Тоать рассказывает, улыбаясь, о жизни уезда, вытянутого вдоль моря с юга на север. Его бомбят уже два с половиной года. Ночью, когда прицельное бомбометание затруднено, и даже днем, когда оно возможно, нередко бомбы сбрасывают по площадям, и гибнет мирное население. Люди сначала спрашивали себя: а можно ли выжить, можно ли продолжать работу в этих условиях, можно ли сражаться с американскими самолетами? Вскоре поняли, что можно. На дорогах, мостах, плотинах создали дежурные группы, ударные роты, которые обеспечивают восстановление поврежденных объектов.

По уезду проходит 54 километра дороги № 1, на ней несколько десятков мостов, больших и малых. Некоторые мосты, например такие, как Нук Као Кань, подвергались бомбежкам до ста сорока раз. Однако ни на одни сутки не прерывалось движение транспорта. Жители уезда построили много новых дорог – одни из них идут параллельно морскому побережью, другие связывают их вместе. Созданы специальные тропки для пешеходов и велосипедистов. Возможно широкое маневрирование транспорта. Рядом с некоторыми большими мостами в замаскированных траншеях лежат готовые фермы, чтобы в любой момент их можно было использовать для восстановления. Уезд крепко прошит дорогами, и разорвать их невозможно.