, который должен был приземлиться рядом с ним – там находилось оружие, рация, и всё прочее, необходимое для выживания. Добравшись до контейнера, он заметил фары уже спешивших к нему пикапов. Четыре машины, в каждой по несколько суровых бородачей. Прятаться негде – кругом пустыня. Отстреливаться? Против скольких человек? Ламберт примерно представлял кто его сбил, и если он не ошибался, то были шансы что эти люди не прикончат его. По крайней мере сразу. Он решил не рисковать и положился на милость врагов. Это оправдалось. Его отвезли в какую-то деревню и посадили в вонючую яму, предназначенную для пленных. Так уж вышло, что фракция, чьи бойцы захватили Ламберта, была враждебна не только американцам, но и русским, тоже участвовавшим в той войне. Андрея привезли через пару недель. По началу, отношения между Ламбертом и его новым соседом были не то, чтобы враждебными, но и дружескими их назвать было нельзя. Однако, поняв, что они оба находятся в одной лодке, мужчины постепенно сблизились. Андрей неважно владел английским, но всё же его знания языка было достаточно для взаимного понимания. Из его слов, Тим понял, что тот входил в группу военных советников, помогавших одной из сторон конфликта. Он рассказывал о себе, своей семье и жизни в России. Не сказать, чтобы общение с этим человеком перевернуло взгляды Ламберта с ног на голову. По крайней мере это произошло не сразу. И всё же, впервые за время своей службы он увидел своего врага не как отметку на радаре, а воплоти, лицом к лицу. И лицо это было в общем-то самым обычным, человеческим.

Ламберта освободили через два месяца – потрудились дипломаты, занимавшиеся обменом пленных. Казалось бы, всё было хорошо, однако, вернувшись наконец на службу, майор вдруг ощутил странные перемены в себе. Раньше, отправляясь на боевое задание, он никогда не сомневался в правильности того, что они делали, но теперь… За безликими отметками целей на экране радара или тепловизора, Ламберт вдруг начал видеть людей. Каждая миссия давалось ему со всё большим трудом. И вот, в очередном вылете, атакуя наземного врага, он понял, что колеблется! Ему не хотелось нажимать боевую кнопку и отправлять чертовы бомбы в цель! Тогда он пересилил себя и всё же нажал на спуск, но это было в последний раз.

Тимоти Ламберт не стал никому говорить о причинах своего ухода. Они бы не поняли. Он просто уволился и всё. Дальнейшие перспективы выглядели туманно. Все, что он умел делать в жизни – это летать. Но гражданские летчики, одним из которых он мог бы стать, уже никому были не нужны. Эта профессия вымирала – новые авиалайнеры прекрасно обходились без пилотов. Таким образом, единственной дорогой для него стал космос. Он поступил на лётное направление факультета астронавтики учебного центра ЮАС. К счастью для таких людей как Тимоти Ламберт, имевших опыт управления атмосферными летательными аппаратами, обучение было более коротким – всего три года вместо шести. Сдав все экзамены и получив свою лицензию, мужчина заключил свой первый контракт с Корпорацией, который был обязателен для всех выпускников и длился два года. А когда тот контракт закончился, Ламберт заключил еще один, но уже на пять лет. А потом еще три таких же…

Ему нравилось работать в космосе, ибо космос был прекрасен. Он был пуст, чист и безмолвен. Здесь царил дух фронтира – пограничья, что разделяло цивилизацию и еще не освоенное людьми пространство. Ламберт любил и гордился своей новой работой. Впервые за долгие годы своей жизни, он был созидателем, а не разрушителем. Но вот, на закате его жизни, ему вновь пришлось оказаться в кресле боевой машины. Конечно, у ЮАС были боевые пилоты, но в надвигающейся войне против новообразованной Лунной Социалистической Республикой, Корпорации нужно было больше пушечного мяса, нежели у неё имелось на тот момент. Тимоти Ламберт, имевший опыт военного лётчика, да еще и являвшийся одним из наиболее титулованных астронавтов «Юнайтед Аэроспейс», был одним из первых кандидатов на должность командира нового десантно-штурмового авиакрыла в составе службы безопасности. И он прекрасно понимал, что не вправе отказываться от предлагаемой должности, хоть отнюдь и не был от неё в восторге.