«Тебе нужно всего лишь, как остальным, поклясться в верности своему господину. Затем мы поговорим вновь, жена».

Одной рукой Война стискивает подлокотник трона, другой подпирает подбородок. Странные символы мерцают на костяшках его пальцев. Покинув поле боя, Всадник избавился от доспехов и рубашки, сидит с обнаженным торсом. На его коже нет ран, хотя я видела, что одна из моих стрел вонзилась ему в плечо. На груди Всадника пылают неведомые символы, двумя кровавыми дугами тянутся от плеч, изгибаются, устремляясь к ребрам. Эти знаки кажутся такими же опасными, как и их обладатель.

Гигантского меча при нем больше нет. Единственное оружие, которое я вижу сейчас у Войны, – похожий на иглу кинжал, пристегнутый ремнями к плечу.

Палач выступает вперед, заставляя меня оторвать взгляд от Всадника. Меч палача так близко, что кажется, его можно коснуться рукой. Лезвие покрыто кровью. Стоящий позади солдат толкает меня, вынуждая опуститься на колени. Я падаю на пропитавшуюся кровью землю. Взлетают алые брызги, я морщусь от теплой влаги под ногами.

Закрываю глаза и сглатываю.

– Смерть или преданность? – требует ответа палач.

Все очень просто, но я не могу заставить себя произнести нужное слово. Умирать не хочется. Совсем не хочется, так же, как и почувствовать укус этого клинка. Все, что угодно, сейчас кажется более заманчивым – даже перспектива сражаться со своими собратьями.

Открываю глаза и смотрю на палача. У него совершенно мертвый взгляд – слишком много он видел убийств. То же случится и со мной, если выберу спасение. Невольно перевожу взгляд на Всадника, восседающего на троне.

На Всадника, поймавшего меня и пощадившего. На того, кто назвал меня своей женой. Он не отрываясь смотрит на меня. Я знаю, какого ответа он ждет, и кажется, почти уверен, что получит его.

Чем дольше я смотрю на него, тем сильнее нервничаю. По коже бегут мурашки. В его глазах скрывается целый мир, таинственный и неизведанный, и он обещает нечто темное и запретное. Отрываю взгляд от него, и вновь вижу перед собой окровавленный клинок.

Смерть или верность Войне?

Будь храброй, будь храброй, будь храброй.

Я поднимаю глаза на палача и выдавливаю единственное слово – то, которое не могла произнести еще мгновение назад.

– Смерть.

Палач кладет руку мне на голову, заставляет опустить ее так, чтобы обнажилась шея. Я не вижу, как он заносит меч, но чувствую теплые капли крови, срывающиеся с лезвия. Прикусываю губы. Не так я представляла свою смерть…

– Нет, – разносится по лагерю голос Войны.

Его звук касается моей кожи как вздох любовника. Голос мрачен и глубок – невероятно, чувственно глубок, низкие ноты разносятся по поляне. Наступает тишина. Даже болтливый солдат с глазками-бусинками сразу замолкает.

Я поднимаю голову. Толпа отступает и как будто сжимается. Страх всех этих людей ощутим почти физически. Перевожу глаза на Войну, развалившегося на троне. Наши взгляды встречаются, и вдруг мы будто вновь оказываемся на Святой земле, и он опять нарекает меня своей женой.

Глаза Войны совсем не похожи на мертвые глазницы палача. Они удивительно живые. Они пылают. И все же я не могу прочитать в них его мысли. Если бы он был обычным человеком, которому бросили вызов, стоило бы ожидать злости, но я сомневаюсь, что это именно то чувство, которое он сейчас испытывает.

Война поднимает руку и манит меня к себе. Солдат хватает меня за руку и подводит к Всаднику, заставляя остановиться в нескольких метрах от помоста. Склонив пред Войной голову, он отступает.

Взгляд Всадника скользит по мне, и я не в первый раз замечаю, как он невероятно красив – той порочной красотой, которой могут похвастаться только опасные мужчины. Его верхняя губа едва заметно кривится. Полагаю, мой вид вызывает у Всадника отвращение. Что ж, это взаимно. Внезапно Война встает. Я осторожно сглатываю и поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.