Адреналин ударил в мозг, и колотилось уже не только сердце – зеленоватые вены на руках напряглись и подступили прямо к тонкой коже, нервно пульсировали. За ними судорогой свело все мышцы, руки уже не тряслись, но стали деревянными, негнущимися и очень тяжёлыми. Я подполз на коленках к ключам, быстро схватил их, резким движением с первого раза вставил в замок. Шок и прилив сил были настолько сильными, что на секунду мне показалось, будто ключ вошёл в щель не той стороной и повреждённый замок придётся менять. Ключ не поворачивался, как сильно я ни давил, и в конце концов, после очередной попытки, в побелевших от напряжения пальцах осталась только головка ключа, а его основание торчало в замке. В приступе злости я ударил по дверной ручке и, на удивление, она поддалась, и дверь открылась, и только в этот момент я вспомнил, что не закрывал дверь на замок.

Пёс забился в самый дальний угол комнаты, истерически скулил, подвывал и трясся от страха. Я сам начинал проникаться его страхом, пытаясь осознать, что происходит с ним, со мной, с моей жизнью, со всей этой грёбаной вселенной. Она рассыпается. За окном, за вечно закрытыми жалюзи – тьма. Позади меня – тоже, будто дверь моей квартиры ведёт теперь не в идиотский круглый коридор, в котором хоть кругами марафон бегай, но куда-то в пустоту. Нужно умыться. Нужно прийти в себя, взять себя в руки и осмыслить всё происходящее. Холодный металл оставшихся целыми ключей впивался в руку, тяжёлое серебро цепочки и креста – в другую, а кольцо на безымянном пальце пылало огнём и жгло кожу.

Даже не разуваясь, я прошёл в ванную, зажёг тусклый свет над зеркалом (всё никак не поменяю блок питания на более мощный) и посмотрел на своё отражение. Моё лицо выглядело каким-то чужим, постаревшим на десяток лет. Сальные волосы торчали в разные стороны, по лбу бежал ручеёк холодного пота, огибая ранние проступившие морщины, скулы выпирали из-за сжатых до боли в зубах челюстей, синяки висели под опухшими глазами, зрачки были расширены от ужаса настолько, что радужной оболочки почти не было видно, нижняя губа слегка дёргалась в уголке рта. Умыться. Нужно умыться. Я вывернул кран холодной воды до упора, набрал в ладони ледяной жидкости, наклонился и ударил ею в лицо. Ещё раз, и другой. Вода освежала, приводила в сознание и чувства, ласкала холодом.

Я выпрямился и снова вгляделся в зеркало. С другой стороны на меня смотрело моё лицо, только оно расплылось в злобной безумной улыбке, обнажая слегка кривоватые, желтушные зубы. Глаза сверкали, в их уголках появились морщины, а лоб, наоборот, разгладился. Стоило моргнуть – и на себя снова смотрю я. Но Я же, только другой, тот самый, из отражения, стоит немного позади, опершись о стену рядом с ванной, скрестив руки в замок, с чуть наклонённой головой, с лёгкой ухмылкой, наблюдающий за всем происходящим. Когда, когда моё воображение перестанет играть со мной в эти больные игры?

– Ты уже понимал, что я приду за тобой. – Собственный голос звучал не где-то внутри меня, а со стороны, как с диктофонной записи. Он был какой-то другой, какой-то чужой, но мой в то же время, и от этого ощущения мурашки побежали по коже.

– Кто ты?

– Я – это тот, кто займет твоё место, когда игра закончится.

– Я не позволю тебе. – Я сжал кулаки, готовый броситься на него, хотя даже не знал, кто он. В любом случае всё, выходящее из моей обезумевшей головы, стоит сразу же уничтожать, иначе будет хуже. Я думал об оружии, но почему-то оно не появлялось в моих руках, что странно: в моём сознании (а мы точно в моём сознании, пусть оно и так похоже на реальность) я всегда мог сделать что угодно и с кем угодно.