Но лифт ни разу не остановился на одиннадцатом этаже. И ни разу никто не вышел из соседних квартир, словно они сговорились и уехали за город все вместе.

Было уже около часа ночи. Я еще раз набрала его номер на мобильном, но результат был тот же. Похоже, что он просто заблокировал мой номер. Я не знала, что мне делать. Несколько раз я порывалась уйти, даже спускалась на улицу, торчала у подъезда и снова возвращалась. Я не могла уйти. Мне казалось, что если я уйду, то упущу его. Я даже боялась отойти в магазин, чтобы купить газировки, боялась, что в это время он пройдет, а я не узнаю.

На лестничной клетке я выглянула в открытое окно, которое было зарешечено декоративными стальными прутами. Внизу сияла огнями Москва. Праздничная, приветливая, сказочная. А мне не хотелось жить. Вот сигануть бы сейчас с этого этажа вниз, пусть бы он нашел меня утром возле подъезда, расплющенную в лепешку. Но мудрые строители все окна закрыли решетками. Иначе только ходи, да трупы собирай у подъездов.

Я опять стала названивать в дверь. Потом присела на корточки в углу возле лифта, где не очень было меня видно из соседних квартир, и заплакала. Я плакала тихо, почти не слышно. Мне было холодно. Мне хотелось пить и есть.

Когда я проснулась, мобильник показывал половину шестого утра. Пора в нору. Зомбированым мертвяком я поплелась к остановке.

Глава пятнадцатая,

в которой я стараюсь создать новый мир


«Мир без любимого –

Солнце без тепла…»

(из старой поп-песни)


Если бы счастье можно было купить, люди стали бы еще несчастнее.

Полководцы говорят, что лучший способ забыть о поражении – начать новую битву. Но что делать, если тебя разбили наголо, если нет сил даже встать на ноги, если все, что ты можешь, – только стонать и жалеть себя. Что делать, если весь твой мир полетел в тартарары?

Значит, пришло время остановиться и осознать, что бороться больше не за что; значит, пришло время смириться и начать новую жизнь. Пришло время зализывать раны.

Гибнут галактики и планеты, гибнут цивилизации и страны. Глупо плакать сегодня, что пала Киевская Русь, глупо жалеть, что нет больше царской России, глупо восстанавливать Россию советскую. Надо любить и улучшать то, что имеешь. Надо беречь то, что имеешь. Тогда, может быть, избежишь потери.

Я не уберегла. И теперь, чтобы забыть свое поражение, я должна начать новую битву. Как ни парадоксально, но для того, чтобы разлюбить, я должна снова полюбить. Полюбить другого. Только это сказать легко «полюбить другого», а как это сделать, если раны все еще кровоточат.

«Нужно время», – говорит Ирка, будто кто-то с ней спорит. Я и сама знаю, что нужно время. Только когда оно придет, это время? А? Я вас спрашиваю, сестры, когда оно придет?

Сколько надо времени, чтобы сердце перестало любить? И сколько надо времени, чтобы оно полюбило вновь? Хватит ли у меня жизни?

Я смотрю телевизор, а он мне показывает только Вия. Я слушаю радио, но оно говорит только о Вие, и каждая песня поет о нем. Я сажусь обедать и не могу есть, потому что он смотрит на меня из каждой ложки, поднесенной ко рту, из тарелки, из чашки. Он сидит рядом со мной, такой мачо, блин, и не дает спокойно пожрать! Да я и не хочу есть, нет аппетита.

А ночью! Господи, ночью можно просто с ума сойти! Он всегда рядом. Он спит вместе со мной. Он целует меня, едва я закрываю глаза. Я целую его. Мы занимаемся сексом, едва я начинаю дремать. Он буквально не дает мне спать! Это какой-то сексуальный маньяк. Это кошмар. Я вся измучалась. Я не могу спать, потому что он оккупировал мои сны. Целыми ночами я лежу дура дурой с закрытыми глазами без сна и думаю о нем. Но открывать глаза нельзя, потому что по ту сторону век его нет. И это мучительней вдвойне.