Через пару километров показалась какая-то деревня и послышалась команда:

– Спешиться! Вытянуться в пехотную цепь!

Приказ был исполнен четко, как на учениях. Мотоциклы уехали, и стали слышны винтовочные выстрелы, а также стрекот русских пулеметов «Максим». К ним добавлялись резкие хлопки стрелявшей неприятельской 76-мм дивизионной пушки, но, может быть, это были и танки.

Наш взвод подошел к окраине деревни, и лейтенант Никель направился в нее по деревенской улице в сопровождении отделения Блюменталя, в то время как наше отделение под командованием унтер-офицера Рашака стало медленно продвигаться через дворы и огороды. Я сквозь зубы тихо матерился, поскольку перелезать с громоздким пулеметом через заборы и ограды было чертовски тяжело. Подобное «скалолазание» нас здорово задерживало, и вскоре отделение Блюменталя скрылось из виду. За одним из домов мы обнаружили несколько раненых товарищей из состава пехотного полка, которые без сил лежали на земле.

– Ну и пришлось нам побегать, ребята, – задыхаясь, проговорил старший ефрейтор с ранением легкого. – Русские задали нам настоящего перцу.

– А танки у них были? – поинтересовался Рашак.

– Да, и много. К счастью, они не смогли переправиться через речку.

– Вставайте! Чего расселись? Надо двигаться дальше! – крикнул нам Рашак.

Отделение двинулось вперед.

– На твоем месте при ранении в легкое я бы воздержался от курения, – на всякий случай предупредил старшего ефрейтора Рашак.

Мы продолжили продираться через лабиринты приусадебных садов. Между тем стрельба усилилась – звуки быстрых очередей MG-34 становились все слышнее. Судя по всему, Блюменталь уже вступил в бой. Тут, на бегу дико размахивая руками, прямо на нас выскочил лейтенант Никель и закричал:

– Где вас черти носят? Там ваши товарищи истекают кровью, а вы шляетесь невесть где! Унтер-офицер Блюменталь погиб!

Только тогда я увидел, что по щекам лейтенанта бегут слезы. Все знали, что они были близкими друзьями, да и мы любили его.

Несмотря на огонь неприятеля, наше отделение без всяких дальнейших приказаний устремилось на врага. Словно во сне мы видели, как по обе стороны от нас задвигались фигуры в серой униформе, изготавливаясь к атаке.

Послышалось громкое «Ура!», мы тоже закричали и бросились неприятелю навстречу, стреляя с бедра. Все происходило как в тумане – на наших глазах русские стали вылезать из своих окопов и бросаться наутек, падая, сраженные нашими ружейными выстрелами и пулеметными очередями. Некоторые попытались утащить с собой пулемет «Максим» на колесах, но когда один из них упал прямо на пулемет, то остальные, бросив оружие, кинулись прочь. Однако сильный ружейный огонь противника не ослабевал.

«Откуда они стреляют?» – удивился я и тут же понял – с верхушек деревьев. Тогда мы с другим пулеметчиком нашего отделения Хоманом бросились на землю и принялись строчить по кронам. Вскоре выстрелы противника прекратились.

Но тут с другого берега реки открыла огонь танковая пушка, и ее снаряд угодил в ближайший дом. Внезапно раздались выстрелы и нашей противотанковой пушки. Не успел я подумать о том, что ей удалось подойти неожиданно быстро, как ее меткий выстрел поразил вражеский танк, и его объяло пламя.

Он продолжал гореть и два часа спустя, когда мы заняли окопы русских, которые создали здесь свой плацдарм. Темнело. В отблесках пламени горевшего танка можно было видеть действия противника, окапывавшегося по другую сторону реки. Однако в этом им сильно мешал наш беспокоящий огонь.

Ночь была отвратительной, ведь нам пришлось провести ее на речном берегу в окопах вместе с убитыми русскими. Позади нас полыхали отдельные деревенские дома, создавая впечатление, что мы окружены призраками. Вдобавок пошел дождь, который лил не переставая. В общем, было не до сна.