– 

Всё уходим. Хани вечером недалеко от нас по тугаям шастали. Шоб я видел их одноногими, а они меня одним глазом….

Не слишком уверенно поднявшись, но решительно закинув за плечо тощий вещмешок, майор бывшей аджикской армии направился в сторону, где раньше находились его окопы.

– 

Ты куда? – рванул его за полу шинели Цыган.

– 

Так там ребят похоронить надо, и оружие, может быть, какое найдем.

– 

Каких ребят похоронить, какое оружие? Хани там всех уже захоронили, заровняли бульдозерами

,

так, что и следов не отроешь. А всё оружие, до этого еще, специальная команда отыскала.

– 

Да не могу я вот так уйти от своего подразделения, мне честь офицера…, лучше б я там с ними слег.

– 

Насчет того, что ты там моментом сляжешь, я ни мало не сомневаюсь, а вот насчет офицерской чести, это Вы господин уже бывший майор здешней армии, чой-то загнули. Когда и где вы ее щупали? В военном училище, я что-то слышал об оной, но ни там, ни в своей пишпекской армии не наблюдал. Иль Вы имеете в виду ритуал, который постоянно обязаны отдавать её, путём вскидывания руки к своей офицерской фуражке? Ну-ну, за это можно все отдать…. А может быть, она, эта нематериальная честь, была осязаемой во время Великой Отечественной? Так там мой дед почти до полковника навоевался. Он когда пьяный был, а трезвого я его почти и не бачил, любил воспитывать нас, мальцов, на своих героических примерах. Только если лозунги всякие откинуть, запомнилось только то, как командиры, солдат вооруженных одними трехлинейками почти без патронов, на доты бездумно гнали. А вот если какой-то красноармеец идти на верную смерть не желал и нарушал строй цепи, то ему пулю отсчитывал из своей обоймы товарищ офицер. Нет, не думали тогда об офицерской чести, каждый размышлял, как выжить, как от смерти подчиненными загородиться. Оно и понятно, не ты, так тебя. Не чужие, так свои. Аксиома проста, но непреложна. А если свои грохнут, так это намного хуже еще и потому, что твоя семья, родственниками врага народа будет считаться. Потому и победили мы тогда, не о чести размышляли, а своих начальников боялись больше чем врага.

Вовчик вроде и не слушал и не понимал капитана. А тот, крепко вцепившись, пресекал все попытки вырваться, и все гнусавил, гнусавил злым шепотом:

– 

Думаете, может в царской армии, где это понятие зародилось, офицерская честь всем правила? Может быть, может быть, давно это было. Но точно знаю, выражение «пересчитать зубы» с тех времен пошло. Не гнушались господа собственноручно солдатикам перед строем демонстрировать, чтоб честно перед начальством выглядеть. Тогда и было введено для вашблагородия обязательное ношение

перчаток, а то о зубы, не знающие зубной щетки, ручку холёную повредишь и, не приведи господи инфекцию какую хапнешь. Вот это честно, не так ли?

Наконец, Цыган почувствовал, что майор перестал рваться, слегка успокоился и готов думать. Тогда он отпустил шинель и сказал негромко, с бесцветными, будничными интонациями:

– 

Оружие там, у джуньских патрулей забрать можно, но тебе они его не дадут, да и подойти к ним близко ты не сможешь. Они с приборами ночного видения ходят. Я за ними немного понаблюдал. Видимо меня и засекли за этим делом. Сегодня не уйдем, завтра нас точно найдут, вот тогда к ребятам твоим и отправят, не особенно чикаясь. Как ненужных соглядаев.

Цыган был прав, судьба и так слишком благосклонно отнеслась к Вовчику, но лишний раз испытывать её терпение не стоило. Гораздо разумнее было, хоть и не безопасно для глаз, в темноте прорваться через заросли тугаев и уйти в сторону гор. А что там? Вот там и зримо будет.