– 

Может, обойдется еще?

Почувствовал он, древним каким-то чутьем, для него в этот раз не обойдется. Но ответил тогда с притворным оптимизмом:

– 

Ты же сама прекрасно знаешь, с таким кабаном ничего плохого приключиться не может.

И она с вымученной улыбкой кивала в ответ, подтверждая:

– 

Да, знаю, пока в армии дубы не перевелись – не может.

Было в их семье такое прощание чем-то вроде ритуала, кодирования на удачу, перед ответственными или возможно неприятными моментами в жизни. А вот теперь перед глазами так и стояла постаревшая и слегка располневшая, но до сих пор такая милая женщина….

У одного из курсантов он заметил сотовый телефон. Богатые у нас будущие командиры, зачем таким богатым армия? Мысль, промелькнувшая в голове, неожиданно превратилась в идею, еще не веря, что все так просто, он спросил:

– 

Товарищ курсант, с вашего аппарата я могу позвонить домой?

– 

Так точно! Товарищ генерал-майор!

– 

Ты не кричи, а скажи в Целиногр…, в смысле Акмолстану, возможно позвонить?

– 

Так точно! Только тариф другой.

– 

Ну, другой тариф, это мы тебе компенсируем. (Вот борзая молодежь пошла. Да я, когда будучи курсантом, с генералом за руку поздоровался,

месяц не умывался. А этот на какой-то тариф намекает. Я тебе потом все

так прокомпенсирую. Обрадуёшься!) Иди-ка ко мне, господин служивый, мы с тобой нос связистам утирать будем.

В столице генерал кое-как дозвонился до своего друга из аппарата министра обороны. То, что он сообщил, в корне меняло и стратегию обороны, и виды на оставшуюся жизнь.

В столице уже было известно, с Подлунной вот-вот будет подписан союзный договор. Алматы, по всей видимости, временно останется у ждуней.

– 

Ты там не вздумай воевать, – кричал в трубку бывший сослуживец. – Тут ходят упорные слухи, что хани всех р

асейских расстреливают, правда, это или нет, советую не проверять. Срочно забирай жену и самое ценное из пожитков и самым скорым образом поближе сюда пробирайся.

Разговаривая, генерал кивал головой с прижатым к уху «сотиком», в знак согласия с собеседником, словно тот мог увидеть его готовность соглашаться. Только один раз форменная фуражка его отрицательно покачалась, когда сообщил приятель, что приказа о снятии и отходе с обороняемого рубежа будущие пограничные и таможенные офицеры не дождутся. Да и вообще в ближайшие сутки вряд ли дойдет до училища хоть какой-то приказ, не до них сейчас в новой столице.

– 

Действуй, как я тебе сказал. Бросай все к чертовой матери и спасай свою не генеральскую уже, а пенсионерскую задницу, – кричала трубка так, что казалась слышно за километр.

И генерал, прижимая ее плотнее, чтоб не слишком далеко разносились постыдные слова, все кивал головой, соглашаясь со старшим по званию. Но ничего не значило его согласие, потому что смерть неосязаемо была рядом и жирным маркером отметила свои сегодняшние жертвы. Эти вот-вот, а эти чуть погодя.

Пока генерал разговаривал по телефону, совсем недалеко раздались раскаты канонады. От связистов, неловко прыгая через свежевырытые траншеи, прибежал молоденький лейтенантик и, задыхаясь прокуренной одышкой, доложил: – Какая-то рота обеспечения, которую расположили в учебном лагере погранучилища, сообщила в эфир открытым текстом о том, что подошли и разворачиваются перед ними танки и пушки уйгулов. Еще успели они сказать, что нет у них боеприпасов, как связь на этом прервалась.

Генерал скорым шагом направился к связистам, но на полпути остановился.

– 

Быстро! Общий сбор! Прямо здесь, у дороги.

Когда курсанты и офицеры бестолково, но торопливо построились, генерал срывающимся голосом объявил тезис приказа о расформировании училища. По сомкнутым рядам прошел ропот. Сняв форменную фуражку с лысеющего седого чела и подняв ее в высоко поднятой руке, с пафосом, который был бы смешон в другой ситуации, он произнес, почти прокричал, чтобы было слышно всем, речь о чести пограничников, всегда первыми встречающих врагов и бьющихся до последнего вздоха. Он сказал о том, что в ближайшее время здесь будут хорошо вооруженные враги, которые вряд ли оставят в живых никого-то из посмевших оказать сопротивление, но и всех остальных, кто в военной форме, ждет незавидная участь. Поэтому кто-то должен остаться здесь вместе с ним на этом рубеже и задержать противника насколько возможно. Седой генерал, даже прослезился и испугался про себя, что останутся все. Но когда прозвучала команда разойтись, и было указано место для построения добровольцев, генерал остался стоять один, с парой заместителей. Остальные курсанты и офицеры, казалось, бесцельно бродили взад-вперед или сбивались в какие-то хаотичные кучки, словно мураши из потревоженного поздней осенью муравейника.