– Вставай в центр и расслабься, – говорит Марина.
– Совсем расслабиться? А то я еще в туалет после твоих пирожков не ходил.
– Вот тебе не надоело казаться остроумным?
Она проверяет плотность запахнутых штор, закрывает входную дверь на замок, задергивает межкомнатные шторки. Полутемная комната создает интим, если бы ещё этот интим использовать…
Да что такое со мной происходит?
Мысли сами собой сворачивают с обыденности в альковные просторы. Мне бы бояться и ужасаться, а мне страшно хочется секса…
– Всё понял, жду указаний.
Я напрягаю мышцы пару раз, соматически расслабляюсь, выдыхаю с полным снятием напряжения.
– Расслабься и представь себе самого лютого врага. Того, кто тебе всегда переходил дорогу, при виде его тебя постоянно трясет, – нажимая на каждое слово, говорит Марина.
Да вроде бы и не было таких. Я перебрал в уме всех ребят, с которыми так или иначе воевал – сейчас ни к кому претензий не осталось. Пробую копнуть глубже, дохожу до детского сада, но тоже ничего не выходит: за лопатку уже отомстил, а что сломали игрушку – так это не моя была.
– Не получается! Нет у меня таких врагов.
– Что, совсем никого вспомнить не можешь? А не вы ли с охотником в том году семерых положили?
– Нет, конечно же не мы! Там был черный зверь, получеловек-полупес. Вот он-то всех и погрыз.
Передо мной полыхает видение прошлогодних событий: сияющие ярче лазерной указки глаза, струйки крови из шей нападающих, оторванные руки. Меня передергивает от отвращения.
– А теперь посмотри на свою руку, – выдергивает из воспоминаний девичий голос.
Ладонь вытягивается и покрывается шерстью, ногти уплотняются и синеют. Сквозь шерсть выглядывают подушечки пальцев, с каждой секундой мех густеет и разрастается, словно трава при ускоренной съемке в телепрограмме о ботанике. Но вот шерсть начинает съеживаться.
– Продолжай думать, продолжай ненавидеть!
Перед внутренним взором снова эти красные глаза, темнота и сырость. Снова крики боли и предсмертное хрипение. Я чувствую, как по жилам разливается напряжение, словно двумя руками держусь за незаземленные провода. Сначала легкое, потом напряжение увеличивается, будто кто-то невидимый крутит рукоять настройки.
Рвущие одежду лапы, хруст костей, мокрое чавканье огромной пасти…
Меня уже колотит от бьющих разрядов. Я смотрю на Марину, сквозь неё, в ту самую промозглую осеннюю ночь.
Черная шерсть лоснится на боках, согнутые ноги делают шаг ко мне.Окровавленные клыки скалятся в радостной ухмылке…
Марина уменьшается в размерах, а я упираюсь загривком в потолок и собираюсь расти дальше.
– Вот теперь ты стал симпатичнее, – сквозь оглушающий стук сердца в ушах, доносится голос Марины, – посмотри на себя в зеркало!
Я нагибаюсь к зеркалу шкафа, и на меня таращится морда медведя, более плоская и клыкастая. Из-под черных брыл выскакивают белые клыки, более похожие на зубья бороны. Густая темно-бурая шерсть покрывает всё тело, сквозь неё проступали объемные мускулы. Вот теперь я могу посоревноваться и со Шварценеггером! Если он, конечно, тоже не оборотень.
Режим оборотня включен
Ваша реакция ускорилась, ваша сила выросла, ваша скорость увеличилась
Я улыбаюсь возникшему сообщению, и в зеркале отражается оскал пугающей пасти. От вида огромных клыков я отшатываюсь, и лапа сама бьет по отражению. Зеркало брызгает миллиардом мелких осколков. Они застревают в шерсти на вытянувшихся ногах, осыпают мощную грудь, стучат по поджарому животу.
– Ну ты и засранец! – комментирует Марина. – Ты теперь мне зеркало должен.
– А ты мне должна нормальную жизнь, – вырывается из моей глотки хриплый рев. – Куда я теперь таким пугалом? Ни на дискотеку, ни на гулянки, только в армию.