– Может быть, я и была первым нанимателем Эви, но мы все стали друзьями после того, как вы спасли Эдварда от банды из Ли Энд, ты и Тимми. Это так?

Она все еще сжимала его руку, но он уже не сопротивлялся. Вместо этого он уставился на свой пустой бокал. Что же, ему придется подождать, если он хочет выпить еще один. Она слишком долго репетировала, что ему скажет, когда он придет с посылкой, чтобы тратить время на заказ еще одного пива.

Джек кивнул.

– Так, красавица. – Он все еще смотрел на свое пиво.

– Ты помнишь ту поездку на повозке, на ферму Фроггетта, когда мы решили закрепить за собой три дома – два для Эдварда и меня, чтобы использовать их для лечения и отдыха шахтеров, а один для вас? Вы почти собрали деньги, но не до конца. Мы смогли отблагодарить вашу семью за спасение жизни Эдварда, одолжив вам оставшуюся сумму. Это значило, что ты мог продолжать свою деятельность в профсоюзе, не боясь выселения из вашего шахтерского дома? Ты помнишь это? Помнишь? А помнишь, как я завязала ворота веревкой, чтобы не позволить Оберону опередить нас?

Джек кивнул, и на этот раз посмотрел прямо ей в лицо.

– Ну разумеется, я помню, мисс Мэнтон. Вы были также очень добры к нам, когда погиб наш паренек.

– Ты только что назвал меня красавицей, теперь это мисс Мэнтон, но тогда это была Грейс. Мы были друзьями.

Лицо Джека на этот раз скривилось.

– Ну да, и я трудился над ремонтом вашего дома сразу после покупки – так же, как над ремонтом своего, и копал ваш огород, и высаживал вашу чертову картошку вместе с вами, а потом вы обняли меня, когда я плакал по Тимми. Я любил вас, красавица. Я любил вас и думал, что вы чувствуете что-то ко мне, а на следующий день, когда я пришел к вам, чтобы еще попачкать для вас руки, вы сказали, что справляетесь «просто прекрасно, спасибо» – и весьма высокомерным тоном – и что вы не нуждаетесь во мне. Я должен был вернуться к своим делам и устраивать свою жизнь. И я ее устроил. Я женился и усыновил сына Роджера, который оказался просто чудом и которого я должен защитить, как не смог защитить Тимми.

Официант принес еще пиво, убирая со стола пустой бокал в подтеках пены и поглядывая на нетронутую чашку кофе Грейс.

– Для вас, мадам, я сделаю еще кофе.

– На этот раз мы заплатим. – сказали они одновременно, остановив глаза друг на друге, а вовсе не на официанте. Грейс любила глаза Джека, такие коричневые и темные, совсем как у Эви, и его почти черные волосы, похожие на волосы отца и Тимми, – у Эви на голове была копна каштановых локонов, совсем как у матери.

– Возможно, – пробормотал официант, прежде чем убрал чашку и вернулся на кухню через распашные двери.

Майор Сильвестр поднялся из-за своего стола у окна. Грейс видела, как он смотрел на ее руку, сжимавшую руку Джека. Отношения с военными были запрещены. Что же, пусть вредит как хочет. Он постучал по своей шляпе, улыбнулся, но ничего не сказал. Грейс знала, что вредить он просто не захочет.

Грейс слишком хорошо помнила, как прижимала к себе Джека у ворот дома его родителей, успокаивая его, пока он рыдал по ушедшему брату, уверяясь, наконец, в том, о чем она подозревала уже несколько недель, – что она встретила любовь всей своей жизни. Но она была старше, она была скучна, она была сестрой пастора и первым нанимателем Эви. Он же был любимцем девушек, восходящим лидером профсоюза, сильным и уважаемым работником, блестящим молодым человеком, которого поверг бы в ужас тот ураган эмоций, который бушевал внутри нее. Она укатила на своем велосипеде прочь, чувствуя, что должна установить между ними дистанцию, или она принесет невыразимые страдания всем, воспользовавшись его горем и уязвимостью.