– Это решать не мне.

– Кому же?

– Его величеству.

При этих словах Александра почувствовала, как кровь загорелась. «Упаси вас все что ни на есть счастливого на этом свете от встречи с Кощеем», – так, кажется, сказала Ягина? Но теперь Александра сама идет на встречу с правителем Мертвого царства. А если это и есть ее судьба? Царь Кощей… тот самый, чьим приказам подчинялись воины, уничтожившие живой гусарский эскадрон. Вдруг встреча с ним – возможность взыскать справедливость? Александра с сожалением посмотрела на саблю, зажатую в руке Константина. Хотя… что она сможет сделать? Ведь она даже не знает, подействует ли на него сталь, не зря он во всех сказках зовется бессмертным…

В конце коридора показалась дверь. Константин было взялся за ручку, как вдруг поднял лампу и посмотрел в упор на Александру:

– Эта дверь ведет во дворец. Кого бы мы ни встретили, с кем бы мы ни столкнулись, не смотрите в глаза, не открывайте рта и – сильнее всего предупреждаю вас – не давайте никому себя касаться. Живой в Мертвом царстве – слишком соблазнительное блюдо, вам это ясно?

Чувствуя настоящую опасность в его напряженном тоне, Александра кивнула:

– Так точно.

С другой стороны дверь выглядела как часть стены – совершенно неотличима, разве что напротив, вытянувшись во фрунт, стояла охрана: два бравых гвардейца в блестящих кирасах, оба сухие, как старые покойники, с горящими глазами и проеденной на щеках плотью.

Константин повел Александру дальше, туда, где из-под закрытых дверей лился свет и гремела музыка. Лампа покачивалась в такт шагам, выхватывая из темноты плотные бордовые драпировки в римском стиле, мраморные колонны и лепнину под расписным потолком, отсвечивая на позолоченных рамах дворцовых портретов, отражаясь в огромных зеркалах и на лакированных ручках шелковых кресел.

Внезапно дверь справа распахнулась. Из нее, обмахиваясь крошечным веером, выскользнула молодая дама в роскошном бальном платье густого вишневого цвета. Высокую прическу ее удерживала золотая лента и пара ярких, будто бы даже горящих перьев, а винные рубины лежали на белой груди, словно на атласной подушке. Но удивительнее всего было лицо – совершенно бескровное, словно у статуи, с глубокими искрасна-черными глазами. Глаза эти были совсем как у Штефана Карловича, посла, сравнившего мертвых гусар со свининой.

Увидев Константина, дама взвинтилась, будто легавая, почуявшая близкую куропатку.

– Нет, ваше высочество, с вашей стороны это просто бессовестно – бросать нас в такой вечер, – попеняла она игриво, делая приглашающий жест, будто подгребая его лапкой поближе. – Вы и так скоро уедете к этой дикой холодной женщине, к этим лесным варварам. Подарите же нам напоследок хоть пару вальсов!

Александра осторожно взглянула на Константина. Она ждала, что лицо его переменится, приобретет то восторженное и одновременно снисходительное выражение, которое обыкновенно возникает на лице мужчины, увидевшего красивую женщину. «Мне приятно с вами разговаривать, потому что в этом разговоре я сам себе приятен, ведь ваша красота делает комплимент моей наружности, а ваше простодушие – моему уму, вы лишь зеркало, в котором я сам себе кажусь лучше», – вот что чувствовалось в голосе и взгляде каждого мужчины. Даже Петр, отучившись в Париже, усвоил эту манеру – правда, применить ее на себе Александра не позволила. И вот теперь она выжидала, как с появлением дамы изменится цесаревич.

На ее удивление, он ответил лишь поклоном.

– Сожалею, графиня, срочные государственные дела.

– Неужели они не могли бы подождать до завтра? – Тонкое лицо графини вдруг испортилось настоящим испугом: – Это не война?