«Греческие ленты, – пояснял «Московский телеграф», – употребляют для бантов и поясов с каньзу[90]; из них же делают розетки и завязки для чепчиков, простых и даже нарядных»[91].

В 1827 году, когда в борьбу греков с турками включилась англо-русско-французская эскадра, греческих элементов в костюме стало больше: «греческие корсажи», или а-ля Ниобея, отличавшиеся складками в нижней части[92]. Их рекомендовалось надевать с пелериной из гладкого тюля с высокими кружевными буфами[93]. Появились и «греческие» платья «со складками вокруг всей нижней части талии. Складки круглые или плоские, все равно, также как и форма корсажа»[94].

В 1829 году, когда русские подписали выгодный Адрианопольский мир[95] с побежденными османами, московский портной Отто решил увековечить победы армии Дибича на Балканах и придумал «Забалканскую шубу»: теплую, длиной до пят, с прямым бортом, отороченным мехом, высоким стояче-отложным воротником, с бранденбургами и эффектными венгерскими кистями, перекинутыми на спину. Ее следовало было носить с меховой шапкой, напоминавшей карпатский головной убор «калпаци».

Греческая революция и Русско-турецкая война повлияли на оттенки тканей. Самыми модными были «наваринский голубой», «наваринский дым» и «наваринский пепел». Логично, что названия появились в начале 1828 года после октябрьской победы, одержанной в одноименной бухте[96]. «Наваринским голубым (bleu-Navarin) назвали теперь в Париже оттенок ярко-голубого цвета. – сообщал «Московский телеграф». – Этот цвет вошел в моду для кашемировых, поплиновых, мериносовых, шелковых материй, и употребляется на платья, рединготы, шляпки; появились также ленты и перья этого цвета»[97]. В том же номере говорилось, что в нынешнем бальном сезоне парижские щеголихи «наготовили башмаков с квадратами белых, розовых, вишневых и голубых Наваринских». Аналогичным, но, возможно, менее ярким был оттенок «голубой греческий», который появился в модных новостях в 1827 году благодаря военным событиям, а также новому флагу греческого сопротивления, принятому в 1822 году.

«Наваринский дым» описан «Московским телеграфом» как «brun mordoré», то есть темно-красно-коричневый[98] и, возможно, даже с эффектом тусклого золотого отлива, о котором упоминают Свербеев[99] и Золя[100]. «Наваринский пепел» был мышино-серым (gris de souris). И если «наваринский дым» больше всего подходил для сюртуков, фраков, прогулочных дамских платьев и амазонок, то из полушерстяных тканей оттенка «наваринский пепел» шили щегольские панталоны.

Лишь у Чичикова, этого округло-скользкого персонажа гениальной гоголевской абстракции, фрак был «наваринского дыму с пламенем». Исследователи долго ломали голову, какой такой оттенок имел в виду писатель. Они просто забыли о контексте. «Дым с пламенем» – не цвет. Это ловкая реклама. Купец, который предлагал скупому Чичикову сукно, на ходу придумал убедительный и громкий аргумент – сукно отличнейшее, да к тому же, представить только, самого модного оттенка – «наваринского дыму с пламенем». То есть какого-то баснословного оттенка, жгучего, клокочущего, вулканического огненно-коричневого с красными всполохами не только битвы, но и славной победы, которой так гордилась Российская империя. В общем, реклама сработала. Купец свой товар продал выгодно, и Чичиков сшил себе фрак, пеструю красно-коричневую оболочку, скрипевшую не от телесного обилия, а от предельной концентрации космической пустоты.

Во второй половине 1820-х столичные франты любили появляться на людях в сюртуках, фраках и плащах цвета Байрона, более всего походившего на темно-каштановый