Мне было особенно тяжело привыкнуть к тому, что в офисе все ругались матом. Когда мне изначально предложили работать в настоящем лебрийском офисе, я была вне себя от счастья. Иностранным студентам в Лебрии запрещено работать официально, поэтому мне часто приходилось перебиваться случайными подработками продавцом в магазине. Кроме того, у меня не было личного транспорта, и часто приходилось просить знакомых ребят подбросить меня до торгового центра, который находился в полутора часах езды от Гокачи.

Другую работу найти было нереально. Когда моя знакомая – кентавриха сообщила, что у ее мужа на работе есть открытая вакансия, я пришла в восторг. Работа находилась в пределах Гокачи, хотя райончик был так себе, конечно. Там постоянно кого-то грабили. Мне было страшно устраиваться туда на работу, но все же это было лучше, нежели тратить половину дня только на дорогу.

По прошествии некоторого времени после устройства на новую работу, я почувствовала, что начинаю деградировать среди своих новых коллег. Я надеялась, что меня будут окружать лебрийцы и я смогу практиковать язык, узнавая что-то новое. И, действительно, я узнала очень много матерных выражений на лебрийском языке. От некоторых из них у меня волосы становились дыбом. Другие же я, к своему превеликому счастью, просто не понимала.

Отдельные наши клиенты были на удивление безмозглыми людьми, постоянно чем-то недовольными, и, казалось, специально провоцировали конфликты. Некоторые знали всего пару слов на лебрийском, хотя уже полжизни прожили здесь. Им просто невозможно было объяснить элементарные вещи. Каждый хотел получить самый быстрый и навороченный велосипед, желательно за бесценок. Велосипеды были очень популярны в Лебрии, так как страна ограничивала использование машин в попытке сократить вредные выбросы в атмосферу и спасти природу.

Вдобавок ко всему, наше же руководство заставляло нас продавать клиентам компании страховку на случай аварии. Эта страховка действовала на них как красная тряпка на быка: они готовы были разорвать нас на мелкие кусочки, лишь бы не переплачивать эти несколько дополнительных копеек.

Больше всего меня раздражала обстановка, в которой мы работали: нам приходилось орать клиентам через небольшие окошки в стене, когда мы хотели им что-то сообщить. Там, за окошками, в часы пик выстраивались длинные очереди из людей со всех уголков Фриуруса. Порой зал был битком набит людьми: все они громко спорили и зачастую переходили на крик.

В нашем офисе было несколько таких окон, и у каждого из них на высоких крутящихся стульях сидело по одному человеку. Вдоль окошек тянулся сплошной деревянный стол с выдвижными шкафчиками, в которых мы хранили выручку. У меня иногда начинало колоть сердце, когда кто-нибудь из моих коллег, словно нарочно, со всей силы хлопал таким шкафчиком. В часы пик от всего этого хлопанья, ора и матов по обе стороны окон стоял такой гвалт, что мне хотелось просто схватиться за голову и бежать оттуда.

Я не понимала, как я докатилась до такой жизни. А ведь многие мне даже завидовали. Их раздирала зависть из-за того, что я работаю в настоящем офисе, в то время как некоторым из них пришлось драить полы, прежде чем добиться хотя бы какого-то успеха. Они не понимали, через что мне ежедневно приходилось проходить ради этой «престижной» работы.

Как-то одним из вечеров к моему окошку подошел с виду нормальный клиент из какой-то недоразвитой страны. Он точно не был лебрийцем. Все шло спокойно, пока я не предложила ему страховку. Это было правилом компании, которое я не могла нарушить, иначе мне грозило увольнение. В ответ этот тип начал меня материть на чем свет стоит и даже затронул честь моей умершей мамы.