– Шкуры своей не пожалею, и вам еще пригожусь! – закончил граф для пущей убедительности.

– Ну что ж, мой привал к твоим услугам. А кстати, не послушать ли нам стишок про Гаврюшку Геракова «Будешь в корпусе учитель»? – обратился Кутузов к своему адъютанту, из чего граф Г. вывел заключение что быть при штабе очень интересно, не хуже чем на позициях.

Вспомнив о предстоящей битве, в которой бог знает кому суждено было остаться в живых, граф заранее сказал что сожалеет о недоразумениях, что были между ними, тем своим знакомцам из высшего света которым он успел ранее набить морду, или ткнуть пару раз шпагой в тушку, или проломить череп бутылкой от шампанского, и которые случайно повстречались ему здесь. Знакомые сказали что также ничего против него не имеют и по такому случаю прощают, с некоторыми он даже обнялся и поцеловался.

После этого они с Морозявкиным решили еще раз подробно осмотреть позицию. Проехав через мост в Бурдино, они свернули к какому-то кургану, на котором располагалась батарея и где ополченцы копали так что земля веером летела с лопат. Граф Г. и Морозявкин поначалу отнеслись к редуту без внимания, хотя потом и переменили свое мнение в ходе сражения. Солдаты растаскивали бревна изб и копали флеши, обращенные тупыми углом к противнику. Впереди на бывшем нашем редуте маячили кучкой какие-то всадники, про которых офицеры говорили что это несомненно Веллингтон и Нельсон. Граф посмотрел туда, пытаясь угадать Who is Who.

Штабной генерал, оказавшийся рядом, всем объяснял про положение наших войск, однако граф Г. слушал его как-то невнимательно,

– Вам что, разве неинтересно? – спросил генерал у графа грозным голосом.

– Да что вы, очень интересно, – ответил граф миролюбиво, не желая обидеть старого вояку.

– Вон видите – возвышение не занято войсками! Я первый заметил. Безумие оставить незанятою командующую местностью высоту! На убой нас что ли здесь поставили! – продолжал генерал, соперник Кутузова за командование над армией, с воинской горячностью. – Немедля передвинуть войска на гору, моим именем!

Войска из-под горы тут же помаршировали на высоту, а граф Г., хотя заочно дослужился ранее чуть ли не до полковника, будучи записанным в полк с малолетства, еще более усумнился в своей способности понять военное дело. Он разделял мнение генералов о том что такое положение войск неправильно, но при этом никак не мог понять, как же это их бросили под горой, совершив столь очевидную и грубую ошибку. Он поделился своими сомнениями с Морозявкиным, все время ехавшим рядом с ним вместо денщика.

– Да, прямо засада… А может это и впрямь засада? – вопросил Вольдемар.

Его догадка оказалась верна. Впоследствии выяснилось что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал генерал, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля.

– А эти дурни возьмут да и разрушат весь наш стратегический замысел! Надо непременно донести главнокомандующему!

Так приятели и сделали. Войска вернули под гору, а штабному генералу Кутузов пообещал Сибирь, если тот еще раз передвинет войска вперед по «особенным соображениям», не сказав об этом главнокомандующему. Таким образом еще не вступив в битву, граф Г. уже существенно на нее повлиял и украсил свою биографию еще одним подвигом.

Ночевать в этот ясный сентябрьский вечер им пришлось в каком-то разломанном деревенском сарае, близь расположения гусарского полка. Граф Г. возлежал на сене, облокотившись на руку, и смотрел на пашню с копнами овса и на кустарник. Из стенного пролома тянуло дымом от костров. Как всегда накануне сражения граф Михайло чувствовал себя взволнованным и раздраженным, хотя собственно говоря он и так уже был утомлен этой жизнью вообще и обществом Морозявкина в частности.