За его спиной маячил американский пехотинец, в бронежилете, в каске. И охота им такую тяжесть таскать на себе!

Майор лихо вскинул руку к козырьку.

– Майор Данилофф.

– Чего надо? – Буду я перед всякой сволочью в струнку вытягиваться.

– Я присяду? – Он, не дожидаясь ответа, видя мое дурное расположение духа, сам отодвинул стул, снял кепи и уселся.

Я достал из портсигара сигарету и закурил. Майор помахал брезгливо рукой перед лицом.

– Вам должны были приказать, – начал он, – что вы должны мне передать коды запуска и маршруты ракет. Я прибыл за ними.

– А шкурку тебе на воротник не надо, майор?

– Не понял. Какую шкурку? Вы что-то продаете?

– Шкурку от члена на воротник не надо? Я, майор, Родиной не торгую.

– Что вы себе позволяете?! – Он начинал злиться. – Я боевой офицер американской армии! И здесь я нахожусь согласно международному соглашению, по согласованию с вашим правительством!

– Срать я хотел на твое соглашение, вместе с двумя правительствами. И на тебя, майор, я тоже срать хотел. Понял? – Я начинал закипать.

Мысль о самоубийстве сменилась другой, что если я грохну этого майора, то меня все равно убьют. А так – я не попаду в ад, потому что не стану самоубийцей. Да плевать, в ад или в рай. Я не особо-то верующий. А то, что убью одну ненавистную рожу, – это уже будет хорошо! Мне лично хорошо будет. Хоть перед смертью, но хорошо!

– Коды! – Он протянул руку.

– На! – Я схватил пистолет и выстрелил ему в лицо.

Казалось, что все это происходило медленно. Я, хотя все это чушь, как пуля из ствола медленно вылетела, вращаясь вокруг своей оси, ме-е-е-ед-ле-е-е-нно вошла ему точно между глаз, там, где нос стыкуется с черепом. И вышла из затылка. Что-то еще вышло у майора из затылка. Что-то непонятное. Там было и красное, черное, белое. Непонятно. Пуля пробила филенчатую дверь, и за ней раздался грохот падающего тела.

Я толком не понял, что произошло, как меня пронзила мысль: «Своего часового убил! Сынок! Боец! Я не хотел!!!»

На ватных ногах я пошел к двери, перешагнул через тело майора. Навстречу открылась дверь.

– Товарищ полковник! Вы что? – Юный боец-часовой живой-здоровый смотрел на меня, потом перевел взгляд на еще дымящийся пистолет.

– Живой, слава тебе, господи! – Я перекрестился пистолетом.

Было видно, как в коридоре лежит тело американского пехотинца, в шее у него было видно входное отверстие.

«Прямо в шейные позвонки! Как так получилось?» – вяло подумал я. Мы оба стояли и смотрели на тело бойца американской армии.

В коридоре послышались шаги.

Я был готов к бою, поднял пистолет на уровне глаз, часовой также сдернул с плеча автомат, снял с предохранителя, передернул затвор.

Из-за угла показался начальник особого, тьфу, отдела военной контрразведки полковник Миненко Иван Николаевич.

Он увидел нацеленное на него оружие. Поднял кисти рук, показывая, что не вооружен.

– Тихо, тихо, – посмотрел на убитого американца. – Кто его приложил?

– Я, – сказал я, опуская оружие.

– Ну и чего стоите? Затаскивай его в кабинет! А ты, боец, – быстро за шваброй и в туалет! Кровь смыть! Автомат оставь! И запомни! Ты ничего не видел. Пошел отлить. Нарушение Устава караульной службы еще не есть смертная казнь!

Втроем мы, кряхтя, затащили обмякшее тело в мой кабинет, опустили на пол.

– Опаньки! – Миненко аж присвистнул от удивления, увидев тело Данилоффа на полу. – Ни фига себе. Прямо Ледовое побоище. И этого ты тоже? – Он с видом знатока рассматривал входное отверстие на лице у покойного майора.

Повернул голову покойного майора. Покачал головой с видом знатока.

– Я, – уныло кивнул. – Одной пулей обоих. Когда тело за дверью грохнулось, думал, что своего убил.