Я потыкал удочкой в хлеб, но тот не цеплялся. Тогда я лёг на землю грудью, свесился с выступа и протянул руку. Мальки порскнули в стороны, но до хлеба я так и не дотянулся. Я ещё постоял на берегу, решая, что делать: то ли мух ловить, то ли за хлебом домой идти, – а потом выпустил пойманную рыбёшку и полез на берег. Ну их! Потом с папой порыбачим.

Вдруг совсем рядом громко плеснуло. Я ещё успел подумать, мол, неужели здесь водится такая огромная рыба, но тут раздался визг, а потом и крик:

– Ленка! Ленка!

Девчонки! Не ушли! Я рванул на крики.

Сначала увидел жёлтое Ленкино платье. Его несло течением к повороту. Я кубарем скатился вниз, к реке. Там была одна Верка. Она прижимала руки ко рту и с ужасом смотрела на уплывающее платье. И тут до меня дошло. Там было не только платье – там была вся Ленка!

Верка перевела на меня круглые от страха глаза и прошептала:

– Вовка… Ленка упала…

Не помню, как меня вынесло обратно наверх, не помню, как бежал, но очнулся я только перед поворотом. Здесь река круто изгибалась, образуя песчаную отмель, и я забежал по колено в воду. Дальше идти не решился. Течение чуть с ног не сбивало!

Жёлтое пятно приближалось. Оно то виднелось среди бликов, то исчезало, и я никак не мог понять, там Ленка или нет. Если там, то почему не кричит?

Голова моя странно опустела, и я не мог сообразить, как Ленку поймать. Все какие-то глупости лезли: то орлом сверху подлететь, то сетью речку перегородить… Тут я вспомнил об удочке. Скинул её с плеча, резким движением выдвинул во всю длину и протянул в реку.

– Ленка, держись! – закричал я.

Речка была узкая, удочка аж до середины доставала, и Ленка должна была ухватиться.

Но она не ухватилась. Её так кружило и вертело, что удочку она не заметила. Только и мелькнули мимо жёлтый, надувшийся, как медуза, подол и торчащие вверх загорелые руки.

Вдоль реки Ленку было не догнать – кораблик ведь я не догнал, – поэтому я бросился наперерез, через берег. Река огибала пляж так круто, будто хотела сделать круг и вернуться назад, поэтому бежать было недалеко.

Выскочив на ту сторону поворота, я вгляделся в воду. Больше всего пугало, что Ленка не доплывет до меня и утонет. Но вот из-за поворота показалось её платье, и я, ни секунды не раздумывая, бросился в реку. Сначала зашёл по колено, потом по пояс…

Ледяная из-за родников вода судорогой сводила мышцы, а течение так и норовило повалить. Но я стоял. Растопырил руки, чтоб поймать Ленку наверняка, и стоял. Глаза слезились от солнца, от бликов и от напряжения, а я смаргивал слёзы и шептал:

– Сюда… Пожалуйста, сюда…

Ленка была всё ближе. И всё чаще она скрывалась под водой. Провалится – вынырнет, провалится – вынырнет…

Я приготовился. Вот последний метр… Не достану! Я ещё шагнул вглубь, обеими руками вцепился в проплывающий мимо жёлтый подол и потащил Ленку к берегу…

Мы сидели на песке, мокрые и обессилевшие. Ленка всё кашляла и кашляла.

Прибежала Верка, села рядом с нами и громко заревела.

Ленка взяла меня за руку своей холодной, посиневшей рукой и сказала:

– Во-во-вовочка… – Зубы её стучали, и она через силу выталкивала слова. – Вовочка, ты меня спас…

– Я В-в-вовка, – простучал зубами я в ответ.

Верка всё ревела, и Ленка тоже сморщилась, будто вот-вот заплачет. Тогда я растянул замёрзшие губы в улыбке и сказал:

– Ленка, ты самая большая рыбина, из всех, что я поймал.

Пока мы шли обратно, девочки успокоились и одежда высохла. Бабушке я ничего не сказал. И Ленке с Веркой запретил рассказывать, иначе меня перестали бы пускать на реку, да и баба Нюра с бабой Тоней опять бы всё перевернули с ног на голову и решили бы, что я их внучек утопить хотел.