Колонна выстроилась широким полумесяцем, низкий гул турбин перешел в едва ощутимую вибрацию, «стальные кони» легли на высокую траву, спустив воздух из пневомподвески.
Мотоциклисты с шумом покидали свои седла, потягивались, разминались. Тут же возникли разговорчики, смех, споры, – словом все то, что неизменно сопровождает дружную мужскую компанию.
Оленька, сидя верхом на отце, после недавних упражнений слабые ножки совсем отказывались держать, возбужденно размахивала руками и даже подпрыгивала, пересказывая кандидату свои приключения.
– Папа! Так здорово! Давай еще!
– Обязательно, милая. Обязательно, – устало приглаживал растрепанные русые волны отец.
– Пап! Когда дядя запел, я чувствовала себя такой сильной. Я могла бы всю дорогу на ногах простоять! И даже до магазина дойти! И когда над самой дорогой меня передавали, было совсем ни капельки не страшно! – девочка отстранилась от отца и внимательно заглянула ему в глаза. Липовый цвет солнца запутался в ее всклокоченных буйным ветром волосах, делая ее милой и смешной. Только глаза Оленьки не смеялись, они были максимально серьезны: – Может, отдадим этот камень, а дядя будет меня время от времени катать. Как думаешь, это поможет? – В ее голосе звучала мольба пополам с надеждой.
Лена молча обняла их и положила голову на плечо мужу. Бесконечные переживания вымотали ее до крайности, но, похоже, небольшой концерт «Секиры Перуна» немного успокоил ее. Лицо матери разгладилось и, казалось, даже озарилось тихим внутренним светом.
– Быть может, милая!– ласково пригладил русые волосы кандидат.
На центральной улочке показался высокий широкоплечий человек. Кряжистый, точно столетний дуб. Он шагал широко, слегка враскачку. Набежавший ветерок путал волны бурых волос и играл с черной кудрявой бородой. Просторная клетчатая рубаха навыпуск и как всегда закатанными рукавами не могла скрыть могучее сложение своего хозяина. Широкие потертые джинсы были украшены множеством всевозможных карманов: накладными, вшитыми, на пуговицах, молниях или завязках. На поясе красовался видавший виды разгрузочный ремень с инструментами.
– Эге! Пер! Какими судьбами?! – незнакомец еще издалека широко раскинул могучие руки, словно желая обнять весь отряд разом.
– Мишаня! Темная твоя душонка! Как сам?! – мужчины крепко обнялись, причем немалого роста байкер, буквально утонул в объятьях здоровяка, сдавленно скрипнула кожа жилета. И все, кто стоял рядом, готовы были поклясться, что броневые пластины, подшитые изнутри, с жалобным скрежетом погнулись.
– Кабан, Хок, Гот, Бода! Рад видеть! – громко хлопали ладони, скрипела потёртая кожа. – Хах, Буян! Опять разукрашенный. Надеюсь противник еще краше?
– Спрашиваешь!..
– Миша, дело есть! – Пер за плечо утянул друга в сторону.
– Еще бы… – иронично и весело блеснули маленькие темные, глубоко посаженные глазки, послав лучики морщин вразбег.
– Кажется, у меня «Слуги Чернобога» на хвосте.
Михаил разом утратил напускное веселье, мохнатые гусеницы бровей столкнулись, почти скрыв блестящие глазки: – Говори! – тон его приобрел резкий и деловитый характер.
Пер коротко пересказал историю кандидата.
С минуту Михаил напряженно размышлял, лицо его превратилось в маску древнего темного языческого бога, хитрого и свирепого:
– Скажи мне, почему я должен этим заняться? Наживать себе неприятеля в лице «Слуг Чернобога» дорого стоит.
Хитрые, глубоко посаженные черные глазки пронзительно сверкнули из-под кустистых бровей.
Пер ответил прямым, точно лезвие меча, взглядом:
– Потому что Саня – наш кандидат. Не сегодня, завтра он сядет на байк. И твой выбор в общем- то прост. Останешься в стороне, и тогда черные придут за ним. А я такого не спущу. Я буду драться, и либо я выжгу их всех, либо они прирежут меня. Или можешь попытаться мне помочь и избежать бойни. Говорят, «Дети Велеса» договорятся хоть с самим чертом, но как они будут договариваться с самой смертью, если не станет «Секиры»? На «Щит Дажьбога» я бы не рассчитывал, слишком правильные ребята. А «Сестрички» продадут с потрохами, – голос байкера был тверд, как лезвие ножа, а взгляд, подобно дрели, сверлил глаза Михаила.