Как и обещали себе, они не стали писать инструкций для Деборы и Ирва, не стали заранее готовить обед или заранее паковать ланчи, не стали говорить Сэму, что он, пока они в поездке, остается «за старшего». Они всем дали понять, что не станут звонить сами, но, конечно, если нужно, телефоны будут держать поблизости и заряженными.

По дороге они разговаривали – не о детях, – пока не исчерпали все, что могли сказать. Молчание не было неловким или тяжелым, оно было обоюдным, уютным и спокойным. Стоял канун осени, как и десять лет назад, и они катили на север вдоль разноцветья меняющихся красок: несколько миль по дороге – на несколько градусов холоднее, на несколько оттенков ярче. Десятилетие осени.

– Ничего, если я включу подкаст? – спросил Джейкоб, смущенный одновременно и своим желанием отвлечься, и потребностью получить разрешение Джулии.

– Будет здорово, – ответила она, сглаживая неловкость, которую заметила в словах Джейкоба, хотя и не поняла ее причины.

Через несколько секунд Джейкоб сказал:

– Э… этот я уже слушал.

– Включи другой.

– Нет, этот в принципе отличный. Хочу, чтобы ты послушала.

Она накрыла ладонью его руку на рычаге коробки передач и сказала: «Ты так любезен», и расстояние между ожидаемым «так любезно с твоей стороны» и «ты любезен» и было любезностью.

Подкаст начинался с рассказа о чемпионате мира по шашкам 1863 года, на котором каждая игра из сорока закончилась вничью, а двадцать одна партия была сыграна абсолютно одинаково, с точностью до хода.

– Двадцать одна одинаковая партия. Ход в ход.

– Невероятно.

Проблема в том, что в шашках число возможных комбинаций относительно невелико, а поскольку есть варианты безусловно предпочтительные, ты можешь выстроить и заучить «идеальную» игру. Лектор объяснил, что термин «книга» относится к истории всех предшествующих игр. Партия считается «из книги», если расстановка фигур на доске уже существовала прежде. Партия «не из книги» или «не в книге», если расположение ранее не отмечалось. Чемпионат 1863 года показал, что шашки, в сущности, достигли совершенства и их «книга» выучена наизусть. Не осталось ничего, кроме монотонного повторения, и каждая игра заканчивается вничью.

Шахматы, впрочем, сложны, практически, безгранично. Возможных шахматных партий больше, чем атомов во Вселенной.

– Задумайся. Больше, чем атомов во Вселенной!

– Как можно узнать, сколько во Вселенной атомов?

– Думаю, надо сосчитать их.

– Задумайся, сколько для этого понадобится пальцев.

– Смешно.

– Вижу, что нет.

– Нет, я смеюсь в душе. Молча.

Джейкоб сплел пальцы с пальцами Джулии.

Шахматная хрестоматия появилась в XVI веке и к середине XX занимала все помещение библиотеки Московского шахматного клуба – сотни коробок, заполненных карточками, на которых записаны все когда-либо сыгранные профессионалами партии. В 1980-е книгу шахмат оцифровали – и многие увидели в этом событии предвестье конца игры шахматы, даже если к этому концу никогда и не придут. Это был рубеж, теперь шахматисты перед матчем имеют возможность изучить историю игр друг друга: как соперник вел себя в тех или иных ситуациях, в чем он силен, а в чем слаб, чего от него следует ждать.

Доступ к хрестоматии целые фрагменты шахматных партий уподобил шашкам – заученные идеальные последовательности ходов, особенно начальных. От шестнадцати до двадцати первых ходов можно отщелкать прямо «с листа». И при этом за редчайшим исключением в каждой шахматной партии возникает «новелла» – расположение фигур, которого еще никто не видел в истории Вселенной. В нотации шахматной партии следующий ход будет помечен как «не из книги». И противники остаются один на один, без истории, без мертвых путеводных звезд.