– Я не иностранец пока что. Я журналист из Риги. И призываю всех остаться в своей стране. Верьте – всё постепенно наладится и будет даже лучше, чем за рубежом.

– Не верим!– закричали со всех сторон.– Может, у вас там и наладится – в малом доме легче навести порядок, а мы, россияне, как последние инвалиды и калеки, живем с протянутой к миру рукой.

– Как хотите. Я остаюсь дома,– сказал, садясь, латыш.– У меня и здесь дел хватает.

– И мэнэ тожя нэ нужьна ета Финиляндия,– изрек пассажир южной национальности с корзиной в руках.– У мэнэ тожя дэл хватаить. Видыш, фрукти везу продавать. Как я поеду?..

– И правильно сделаете, что останетесь,– не удержалась рыженькая девушка,– только вас там и не хватает. Достаточно уж того, что из Москвы сделали перевалочный пункт с постоянной пропиской, а коренные москвичи ютятся, где попало.

– Нэ ругайся, дэвушька, фрукти вездэ кущать хочут.

– Хочут,– передразнила его рыженькая.– Хоть бы говорить научились.

– Ребята! Нас подслушивают!– вдруг крикнул веснушчатый парень из конца салона. Все обернулись назад. В проходе стоял коренастый, средних лет мужчина и удивленно, ничего не понимая, смотрел на пассажиров первого салона. Когда все взоры устремились на него, он смутился, затоптался на месте и сказал:

– Чего это вы тут разгалделись? Случилось что ль чего? Наш салон послал меня узнать…

– Ничего, ничего не случилось, старался спокойно говорить угонщик,– ступай отсель. Скажи, общественная организация летит, собрание, мол, у них. Ступай, ступай, чего вылупился.

– Ну, вы даёте, собрание…– в удивлении потёр свою крепкую шею пришелец. Как только он ушёл, встал «поплавок»:

– Чего его прогнал? Их тоже надо подключить – чтоб не было неожиданностей при посадке.

–Ещё чего! А вдруг там праведники одни собрались, сорвётся всё к чертям.

– Ну что такое!– раздалось громкое зевание, и две вытянутые вверх руки указали потягивающегося спросонья хозяина – обрюзгшего парня, которого при посадке с трудом затащили в самолёт двое его друзей-собутыльников.

– Эй, ты!– крикнул угонщик.– Голосуй – куда хочешь лететь: в Ленинград или в Финляндию?

– В Финляндию, конечно. В Ленинграде всё уж выпили давно.

– А в Финляндии сухой закон ещё давнее,– подцепил его веснушчатый парень.

– Ну, значит, здесь остаюсь,– пробурчал обрюзгший и опять отключился.

– Ну, братва, всё, обсуждение закончено,– решительно сказал угонщик,– Переходим к голосованию, а то цыпочка может нагрянуть. Итак: кто за Финляндию? Так. Один, два, три, четыре, пять, шесть… Бабушкина внучка, подымай руку – семь. Пацан, две не учитывается, хотя можно – восемь, девять, так… Взрывчатка под сиденьем – десять, одиннадцать. Товарищ француз, решайтесь – двенадцать, тринадцать. Активней, активней, товарищи. Четырнадцать, пятнадцать. Тихо, цыпа идёт, руки не опускать.

Виляя задом, затянутым в аэрофлотовскую юбчонку, в салон с подносом в руках вошла стюардесса. Увидя лес рук, она замигала глазами и, решив, что, проболтав с красавцем-штурманом, слишком затянула с раздачей прохладительных напитков, стала поспешно раздавать стаканчики; в первую очередь пассажирам с поднятой рукой. Но поскольку руки и теперь не опускались, она в недоумении отправилась открывать следующую партию бутылок.

– Шестнадцать, семнадцать,– считал угонщик.– Так, хорошо. Теперь подведём итог общественного мнения,– стал он вдруг доставать из кармана блокнот и ручку.– И диссертация будет готова.

– Как? Что? Какая диссертация?

– Тема моей диссертации – «О благонадежности советских граждан»,– удовлетворенно улыбнулся угонщик.

– Обманщик! Шантажист! Невежа! Развратитель! Провокатор! Наглец!– сыпалось со всех сторон на экспериментатора.