Мы отъехали от перрона, и в вагон зашел мужчина в очках в железной оправе. В его руках была сигарета, и он явно искал вагон, в котором можно курить. Наискосок от меня сидели две молодые девушки. Одна из них – с большими глазами и кукольными губками – уверенным голосом громко читала подруге какую-то книгу, скорее всего роман. Ноги ее подруги лежали на стоящем на полу большом рюкзаке. Я старалась на них не пялиться. Девушка читала с выражением и с мимикой. Ее глаза то расширялись, то становились уже. Ее свободная рука лежала на колене и время от времени поднималась, чтобы перевернуть страницу. С каждым новым жестом и выражением лица она была словно новая картина. Через несколько минут мы проехали пригород Флоренции. Когда поезд въехал в гористую местность, девушка сделала в чтении паузу, положила руку на спинку сиденья за спиной подруги и краем глаза хитро посмотрела на меня, словно я намеревалась найти в ее внешности какой-нибудь изъян. Я не видела в ее внешности никаких недостатков и закрыла глаза, радуясь тому, что такие идеальные девушки, как эта, все-таки существуют.

Солнце еще только поднималось и деликатно золотило холмы. С одной стороны поезда было все яркое и зеленое, а с другой – сумрачное, словно в китайском театре теней. Мы двигались на юг. Я чувствовала себя прекрасно. Поезд делал остановки в каждом из городов по пути, солнце появилось из-за облаков, день был серый, и я ехала в место, в котором еще ни разу не была. С каждым поворотом путей мы все глубже уходили в холмы и горы. Через некоторое время поселения исчезли и за окном во время длинных перегонов между станциями мелькала только земля. Периодически мы проезжали платформы с вывесками, на которых название остановки было написано большими печатными буквами: Montelupo. Empoli. Castelfiorentino. Удивительные названия. Я думала о том, какие первые впечатления они сулят. Не разочаруют ли меня, если я выйду на первой попавшейся остановке?

Сидящая наискосок от меня девушка, которая раньше слушала чтение подруги, вынула из рюкзака огромный огурец и складной нож. Она передала овощ и нож подруге, которая, продолжая чтение вслух, принялась, не глядя, срезать с огурца длинными полосками кожицу. Ни секунды простоя, ни джоуля потерянной впустую энергии. Эта девушка прекрасно знала, что ей надо, и умела почистить огурец так, чтобы не срезать лишней мякоти. Я смотрела на нее и думала о том, что что-то в ней напоминает мне мою собственную историю. Когда-то и я была такой же уверенной, как она.

В Бостоне, свесившись из окна своей квартиры и лежа животом на батарее отопления, я смотрела на крыши домов. Окружавшие меня здания были мне знакомы. Мне были знакомы их углы, корпуса и переходы между зданиями. Эти дома были связаны со мной и людьми, которые были мне близки в прошлом или оставались в моей жизни по настоящий момент. Перед моими глазами было созвездие моего собственного существования. Я всегда помнила, где проходят границы знакомых мне районов. Тогда я не понимала, но сейчас осознала, какое большое значение все это имело. Каждый раз, произнося имя друга или подруги, улицы или района города, я говорила: Это мое, это мое, это мое. Теперь я была всего лишь одинокой точкой в пространстве и видела настолько далеко, насколько позволяло зрение: поле с левой стороны поезда, рощицу деревьев с правой и двух девушек, сидящих наискосок от меня.

Слушающая чтение девушка наклонилась и достала из рюкзака пакетик с сухими приправами и пачку галет. Девушка, которая читала вслух роман, бросила, наконец, свое занятие и нарезала огурец тоненькими ломтиками на салфетку, расстеленную на сиденье между собой и подругой. Потом каждая из них молча и сконцентрированно взяла по кусочку огурца, положила его на галету и посыпала его сверху секретной приправой. Этот рецепт, как мне казалось, они переняли у своих матерей. Закончив есть, они посмотрели на меня, я смущенно отвела глаза и посмотрела в окно.