Торговец, еле успев подхватить её, накрыл фигурку француженки своим шёлковым плащом и, передав её тело в руки стоявшего рядом огромного евнуха, успел что-то быстро шепнуть ему, пользуясь случившимся общим замешательством.

Толпа разгоряченных и возбуждённых увиденным мужчин протестующе взвыла. Видимо, торговец решил приберечь прекрасную уроженку Франции для себя или для более выгодной сделки. Толпа этого явно не одобряла и стала швырять в торговца всем, что нашлось под рукой.

Но, вскинув ладони вверх в известном призыве, торговец смог что-то громко выкрикнуть, и толпа, словно по команде, тут же стихла.

Мари не сразу поняла, как в одно мгновение и она очутилась на месте Френсис. Тишина стала почти осязаемой. Все глаза присутствующих устремились на Мари, потенциальные покупатели, с жадностью рассматривая и беспардонно оценивая её, словно онемели на время.

Не в состоянии более переносить этот позор, она вдруг ощутила слабость и дрожь в ногах. Обессиленно опустившись на пол, Мари всем телом почувствовала жар и смрад, исходивший от шершавых досок помоста. Ей хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить. Нет.

«Нет!» – жестко приказала она себе и, выпрямив спину, спокойно поднялась. Что бы ни произошло, как бы ни было невыносимо, она должна оставаться сильной. Никто не должен видеть её слез и страха. Устремив невозмутимый взгляд вдаль, Мари гордо расправила плечи. Она приказала себе думать, будто это не она сейчас стоит в центре двора на невольничьем рынке, будто это всё происходит не с ней и она выше этого ужаса. Краем глаза Мари заметила, что в центре арены были выстроены другие такие же помосты и на них друг за другом выводят невольников… Молодых людей, многие из них были совсем ещё дети. Они торговали детьми! Зрелище противоестественное и отталкивающее.

Тишина становилась гнетущей. Мари вдруг почувствовала на плечах ловкие руки торговца, одним движением снявшие с неё тунику. Лёгкая ткань слетела с плеч, и женщина оказалась обнажена до пояса.

От неожиданности Мари ахнула и инстинктивно притянула руки к груди, стараясь прикрыть себя, отступив на шаг.

В этом беззащитном и непроизвольном движении она, сама того не подозревая, являла собой прекрасное зрелище.

По толпе пробежал восхищённый ропот. Волна возбуждения и похоти всколыхнула и вновь взорвала голоса и крики торговцев. Жадные масленые взгляды обжигали белую кожу Мари сильнее ярких лучей нещадно палящего солнца.

Мари с ужасом и внутренним содроганием встречала каждый взгляд и каждый возбуждённый выкрик.

– Кто больше? – кричал торговец и повторял призыв на разных языках.

Цена возрастала с неимоверной скоростью. Слова, звучащие по-французски, по-итальянски, по-гречески, с трудом доходили до сознания Мари. Она не могла уследить за происходящим, всё пролетало молниеносно.

– Тридцать тысяч! – донеслось откуда-то из толпы.

– Тридцать тысяч пятьсот, – тут же чей-то голос перебил предыдущий.

Мари паническим взглядом попыталась определить выкрикнувшего, но её взгляд непроизвольно метнулся в другую сторону, откуда донеслось:

– Сорок пять!

– Кто больше? – подбадривал торговец и без того бушевавшую толпу.

– Пятьдесят тысяч, – отчаянно бросил тёмный как ночь мужчина.

Не сводя своих оливковых глаз с Мари, он хищно улыбнулся и уж было начал принимать поздравления от обступивших его друзей.

Вновь воцарилась тишина, но на этот раз надолго.

Мари перевела отчаянный взгляд на торговца, а он, хитро подмигнув, промолвил на французском, но так тихо, чтобы только она смогла услышать:

– Он тебя не получит. Я намерен взять гораздо больше… Такие девушки, как вы, ты и белая француженка, – отборный и редкий товар.