Когда они вернулись в купе, Дарья, глядя в окно, мысленно прочла пасхальные часы, которые заменяли на Светлой неделе утренние и вечерние молитвы. Поезд шел через горы, правда, не особенно высокие. Вместо молитв думалось о Дамаске. «Надо было путеводитель купить, – подумала Дарья, – или почитать что-нибудь, а то я и не знаю ничего, а теперь читать, наверное, будет некогда…» В программе конференции значились несколько экскурсий, но только в грядущие субботу и воскресенье. Дочитав часы, Дарья поглядела на Ставроса, который, похоже, отправлял кому-то свитки с мобильного, и спросила:

– А вы раньше бывали в Дамаске?

– Не раз. Люблю этот город. Он отчасти похож на Константинополь, но жизнь тут дешевле и больше пахнет Востоком и всякими древностями. Меньше сказывается западное влияние, зато мусульманское сильнее. Дамаск это такое окно в древность, в нем есть нечто первобытное, таинственное.

– Как алхимия? – Дарья улыбнулась.

– Именно. И у каждого города своя алхимия. Поэтому бывает, что в один город приезжаешь и он сразу кажется знакомым, а другой тебя словно бы отторгает или не вызывает особых симпатий. Но вам Дамаск понравится.

– Почему вы так думаете?

– Этот город любит горячих людей.

Дарья порозовела и ничего не ответила, хотя догадывалась, что сейчас они со Ставросом думают примерно об одном – о том разговоре в «Алхимии вкуса», который так возмутительно обернулся…

«Пусть только посмеет еще что-нибудь такое! – с негодованием подумала она. – Правда, он сказал, что ничего без моего желания не будет… Даже если ему захочется. То есть это намек, что ему может захотеться?! Или он все-таки просто дразнится?.. В любом случае он обещал держаться в рамках. А я, конечно, ничего такого не пожелаю!»

Хотя в глубине души Дарья вовсе не была в этом уверена. Вот хоть сегодня – ну, зачем она глазела на него ночью?!.. Как вообще ее угораздило во всё это влипнуть? Так старалась весь пост бороться с искушением, вроде почти поборола – и вот… Прямо наказание какое-то!.. Что бы сказали об этом духовные люди? Наверное, что не надо было превозноситься и радоваться, как всё быстро прошло: вот Господь и показал, что ничего не прошло… Только разве она превозносилась? Просто радовалась окончанию искушения! Это грех что ли? Зачем вообще Богу непременно показывать человеку, что он – нечистый прах? Вот Ставрос живет себе и не думает ни о чем таком… Прах – не прах… В конце концов, если человеку внушать, что он свинья, так он и станет в итоге свиньей… А может, всё это и правда люди придумали, будто надо смиряться и считать себя прахом, а Бог тут ни при чем? Да, но промысел же существует? Тогда всё равно непонятно, зачем с ней всё это происходит: эта поездка, Алхимик, Дамаск – город для «горячих людей»… А может, Ставрос прав: надо не гасить внутренний огонь, а использовать… Только надо для начала понять, как! Ну что ж, может, эта поездка и поможет понять это. В любом случае назад дороги нет, это точно.

Достав мобильник, она послала мужу свиток: «Подъезжаю. Все хорошо, вечером напишу. Целую. Малышам привет!» А спустя несколько секунд по громкой связи послышалось объявление о том, что через пять минут экспресс прибывает в Дамаск.

После тихого, умиротворяюще покачивающегося вагона шум вокзала в первые мгновения оглушил Дарью. Алхимик между тем, оказавшись на платформе, деловито огляделся и помахал кому-то рукой. К ним подошли пожилой мужчина и женщина лет тридцати – тоже участники конференции, они ехали на том же экспрессе. Ставрос познакомил с ними Дарью, и все четверо на такси отправились в гостиницу.