– Думаю, я могу вам помочь.

– Какая самонадеянность!

– Ученый должен быть самонадеян, иначе он ничего не добьется.

– И с чего же вы собираетесь начать? – насмешливо спросила Дарья.

– Для начала вы расскажете, почему пришли работать в лабораторию.

«Всё равно он от меня не отстанет, – обреченно подумала она. – Но, впрочем, почему бы и не рассказать… без лишних деталей, конечно! Может, он и правда посоветует что-нибудь полезное?»

Она вкратце поведала о том, что побудило ее испробовать профессию лаборантки. Ставрос слушал внимательно, глядя в окно – к несказанному облегчению Дарьи, которая поначалу боялась, что он так и будет непрерывно буравить ее обсидиановыми глазами. Когда она закончила, Алхимик какое-то время молчал, раздумывая, а затем промолвил:

– Вы чувствуете неудовлетворенность жизнью. Не самое плохое чувство.

– Но и не самое хорошее, – буркнула Дарья.

– Согласен. Но оно свидетельствует о том, что человек к чему-то стремится. Или что ему хотя бы есть, к чему стремиться. В отличие от человека, который всегда доволен собой и жизнью.

– Ну, недовольство недовольству рознь. Бывают люди, вечно всем недовольные, с ними пообщаешься, так подумаешь, что лучше б они были самодовольными добряками, – возразила Дарья, вспомнив свою сибирскую тетку.

– Да, но это обратная сторона того же явления. Брюзга точно так же не развивается внутренне, как и самодовольный. Но в вашем случае недовольство проистекает, скорее, из того, что ваши внутренние устремления не находят себе реализации в той жизни, которую вы ведете.

– Может, и так, но если я даже не понимаю, что это за устремления, как я могу найти пути к их реализации? – Дарья пожала плечами. – Ведь, например, как переводчик я вполне состоялась, и к чему тут стремиться, чем заняться? Пробовать себя в новых жанрах перевода? Но я это и так периодически делаю. Если б я еще сама была писателем…

Внутреннее напряжение постепенно ушло, и она слегка расслабилась: уж если им суждено провести вместе две недели и от этого никуда не деться, то стоит ли дергаться? Ведь отец Павел сказал: нервничать – только играть на руку демонам. Конечно, сейчас она вляпалась в искушение куда худшее всех прежних, связанных с Алхимиком, но ее вины здесь точно нет: разве могла она догадаться?! И всё равно ничего не изменишь, так не разумнее ли воспользоваться ситуацией? Ведь со Ставросом наверняка можно поговорить о массе интересных вещей…

– Вот, кстати, а как же творческие люди? – спросила она. – Неужели они творят свои шедевры из чувства неудовлетворенности? Или они всегда думают, что самое лучшее произведение еще не создано?

– И это тоже. Но дело не только и не столько в этом или в стремлении к славе. Творчество и наука – особые области. Неудовлетворенность в них это не какое-то туманное ощущение, а стремление вперед, в бесконечность и вечность, попытка ухватить неуловимое, объять необъятное, желание дойти до новых ступеней совершенства или до новых открытий, докопаться до еще больших глубин, измерить и взвесить вселенную еще точнее, выразить музыку небесных сфер еще ярче, достовернее…

Его глубокий голос хотелось слушать и слушать, а в сочетании с тем, что он говорил, эффект был попросту магическим. «Как есть алхимик!» – подумала Дарья. Казалось, не хватает только стен пещеры вместо купе, запахов сушеных трав и таинственных зелий, черной мантии на плечах Ставроса…

– Кстати, о науке, – сказал он. – Ведь у вас филологическое образование, не так ли?

Вопрос вернул ее к реальности.

– Э… да, – ответила она, с трудом отводя глаза от Алхимика. – Греческая филология. Новогреческая, – уточнила она.