Вдруг жалобно заблеяли овцы – все разом, по-щенячьи заскулили матерые волкодавы, задрав морды кверху. Невольно и мы вскинули головы. Крупная тень пронеслась над нами.

Чуть в стороне несся к ущелью огромный самолет. Он не падал – летел, но по очень опасной дуге.

Было в его полете и в очертаниях что-то необычное. Он мчался совершенно бесшумно. В подвесных гнездах, расположенных под его крыльями, не было турбин! Совсем! Но турбин не было и на хвостовом оперенье. Не было у него и иллюминаторов.

Кажется, в конструкции самолета были еще какие-то странности, но мы в тот момент были слишком взволнованы, чтобы фиксировать все детали. Ведь самолет несся навстречу своей гибели, прямо на скалистые громады, до которых отсюда было рукой подать. И всё же, несмотря на это, полет выглядел вполне управляемым!

Буквально в последний момент я вспомнил, что в руках у меня фотоаппарат. Мелькнула мысль, что мои снимки помогут позднее экспертам расследовать причины странной катастрофы, которая вот-вот должна была произойти.

Я успел щелкнуть два-три раза, прежде чем самолет скрылся за каменистой грядой, от которой вглубь гор тянулось то самое ущелье, которое в кишлаке называют Урюкли-су. Конечно, случайному путнику это ущелье покажется величественным. Но оно слишком узкое для размаха крыльев большого авиалайнера и чересчур извилистое для его полета. Сердце сжалось в предчувствии страшного и неизбежного взрыва. Но прошла секунда, другая, третья… Минута. Тишина стояла полная. Даже собаки и овцы успокоились.

Какое-то время мы с дядьями простояли в оцепенении. Затем я оседлав мотоцикл и, отчаянно газуя по серпантинной колее, помчался к знакомому с детства ущелью.

Вот и оно. Мирно дремали мрачно-коричневые отвесные стены. Звонкий горный ручеек пенился вокруг камней, тихо поскрипывали старые урючины. Метнулась в сторону потревоженная змея-стрелка. И – никаких следов катастрофы. В небе по-прежнему – ни облачка. Странный лайнер исчез, хотя ему абсолютно некуда было деваться.

В полном недоумении я вернулся на пастбище.

Еще через какое-то время нам с дядьями начало казаться, что и не было никакого самолета, что мы приняли за самолет клочок тумана. Такие клочья тумана самой причудливой формы нередко висели где-нибудь над низинкой. Правда, они никогда не перемещались.

Тем же вечером я проявил пленку. Горы, овцы, дяди, волкодавы, – всё получилось замечательно. Но никакого самолета на фотобумаге не отпечаталось. На светлом фоне лишь белели какие-то пятна, напоминающие вытянутую каплю. Я был расстроен и растерян.

И вот тогда дед рассказал мне о том, что случалось в районе ущелья в былые времена…

Ходжиакбар кивнул мне: вспомни, мол, Чиланзарский рынок. Разве не те же сомнения переживали и мы после того, как таинственный объект растворился в воздухе?

Юнус будто угадал мои мысли:

– Многие наши ребята видели НЛО, – сказал он. – Но никто не видел, чтобы НЛО имел форму самолета.

– Готов держать пари, что ваш дедушка видел подобный самолет во времена своей юности, – предположил я. – И, наверняка, слышал о нем от своего деда?

– Нет, – обезоруживающе улыбнулся Юнус. – Он видел пещеру, из которой вылетали странные облака. Они быстро поднимались к небу и растворялись в нем, словно дым от мангала. Но самолета он не видел. Да и не мог видеть. Во времена его молодости самолеты над Памиром еще не летали.

– А у твоего парня образный язык, – заметил я Ходжиакбару.

– Он и вправду талантлив, – ответил ой друг и повернулся к студенту:

– Ни о чем не беспокойся, Юнус! Перед тобой два литератора, тяготеющие к фантастическому жанру. Да, мы – скептики и циники, и всё же верить в чудеса – наше ремесло. Такой вот необъяснимый парадокс. Поэтому говори всё, как было, и не обращай внимания на отдельные реплики!