На розовой кушетке лежал хозяин. Широко раскрывши рот и высунувши язык, он пускал пузыри.

– 

Господи, – думал Шальников, – и этого борова кто-то называет хозяином. Профессор уселся в кресло напротив и наподдал сапогом по кушетке. Брежнев мешком шлёпнулся на пол и начал нести какую-то ахинею,

– С чувством глубокага удовлетворения поздравляю трудящуюся профессуру с праздником Первого мая. – И полез целоваться.

– Уйди, уйди от меня грязный извращенец. Опять нажрался как свинья на Первомай. Короче, Лёнчик, гони ключ, а то хуже будет.

– Ключ от квартиры, где деньги лежат? Не отдам, – заявил генсек и идиотски захихикал. Шальников рассвирепел и влепил Брежневу тяжёлую затрещину.

– Ты думаешь, я здесь в игрушки играю, скотина, забыл, кто тебя из грязи вытащил, или всё считаешь, что это лизоблюд Жорка Жуков расстарался. Забыл, кто Хруща для тебя свалил, а может тебе напомнить твой шифр? В пять секунд в окошко выпрыгнешь! Вот вы где у меня сидите, номенклатура, – Шальников помахал громадным кулаком перед носом хозяина и потом постучал по шее. От страха Брежнев мгновенно протрезвел и со злостью сорвал со своей шеи второй кристалл, со злостью швырнув его профессору. – Чтоб ты подавился, выскочка!

– Ты ещё покидайся мне, фраер толстый. Кстати, за тобой должок, приятель.

– Это ещё за что?

– За систему нефтепровода, за разработку алмазных трубок. Или ты забыл, что там мне принадлежит 28%. Только попробуй сказать, что нет, всё тогда заберу, – Шальнииков начал прикидывать, – Миллион туда, миллион сюда. Это в зачёт плутония. Итого, с тебя грубо по минимуму полмиллиарда инвалютных рублей. Часть я возьму оборудованием и материалами, а что останется – перечислением в Евробанк. Помни мою доброту, дядя.

– Сгною, собака, тварь гнусная! – Брежнев бросился с кулаками отстаивать честно наворованное добро. Лучше бы он этого не делал. Шальников с разворота ударил его ногой в челюсть. От могучего удара армейским сапогом генсек отлетел на несколько метров и с деревянным стуком врезался головой в дубовую обшивку кабинета. Шальников же, как ни в чём не бывало, подошёл к картотеке и начал в ней копаться.

– Так, спутники системы "Восток" беру все, сколько там, ага, шесть штук, победитовая сталь-13, два миллиона тонн, беру по рублю за тонну.

– Выплёвывая зубы и кровавую слюну, Брежнев прохрипел, – Она стоит по штуке за тонну, между прочим.

– Правильно, Леонид Ильич. Через Лондонскую товарно-сырьевую биржу вы продаёте иногда и дороже, а на себя переписываете с баланса завода по рублю. Почему же я должен себя обижать? – В спортивную сумку Шальникова полетели промышленные предприятия, сети мелких перерабатывающих предприятий, расщепляющиеся материалы…

–Эй, ты, возьми Байконур. Отдам недорого, – пообещал хозяин.

– Очень нужен мне этот хлам. Можешь съесть его сам с кашей.

Вскоре сумка Шальникова распухла до крайней возможности. Всё самое передовое и современное: лучшие экспериментальные заводы, специальные материалы, оборудование. Последними полетели документы на завод по производству сжиженных газов.

– Так, – протянул профессор, – кажется всё, больше ничего не надо.

– Слушай, подожди, – генсек на корячках пополз за Шальниковым, схватил его за штаны, – Купи ещё что-нибудь. Хочешь Курчатова, экспериментальные ядерные реакторы. А смотри, что у меня есть. Специально для тебя, – Брежнев залез под ковёр и достал большую интегральную схему.

– Ты хочешь продать мне мой же товар? – ухмыльнулся профессор, – причём товар залежалый. Слушай, ты, толстый бурдюк, зачем тебе столько денег? Миллионы долларов во всех швейцарских банках, золото, алмазы, антиквариат… Да всего этого не прожить не только тебе, но и всему твоему поганому роду до чёрт знает какого колена. Остановись, подлец, ведь ты скоро свою грязную душонку потащишь продавать, если она, конечно у тебя есть. Ты же удавиться готов за жалкие пятьдесят миллионов, которые мне ещё причитаются.