Продолжая ровнять горшки с цветами, я думала о состоянии своих сбережений, даже не подозревая, что Полина сверлит мою спину внимательным взглядом.

После того, как мы с Дарианом встретились в баре, мы больше не пересекались, но однажды созвонились: Дариан хотел уточнить, какую из предложенных им рекламных организаций, об обеих из которых я не имела ни малейшего представления, я предпочла бы для своего клуба. Мне пришлось признаться, что в данном вопросе я ничего не смыслю, после чего я с лёгкой душой возложила решение этой задачи на плечи Дариана. После улаживания этого вопроса, мы полминуты посмеялись с нашей последней встречи, и Дариан попрощался со мной прежде, чем я успела сообразить, что наш разговор закончен. Больше мы не состыковывались.

…Пятый день августа выдался на редкость “нежным” днём. Никаких ветров, в последнее время продувающих Британию насквозь, ни малейшего намёка на дождь, идеально сбалансированная температура воздуха – ни холодно, ни жарко, золотая середина.

Я прибыла на место проведения свадьбы за полчаса до появления молодожёнов.

Хьюи с Эсми решили обвенчаться в маленькой деревенской часовни, расположенной в часе езды от Лондона, и в этой же деревне, в съёмном охотничьем поместье, организовать банкет на пятьдесят семь персон.

Не знаю, когда я в последний раз видела в сборе максимальное количество знакомых мне людей, но этот день отличился разнообразием лиц. И больше всего меня удивили не Байрон с округлившейся Нат, которой до родов оставалось всего каких-то пара месяцев, и не мистер Гутман с Коко, рука которой была перебинтована из-за растяжения, и даже не Даррен и Паула Расселы, решившие взять с собой на свадьбу всех трёх своих дочерей-погодок. Больше всего меня удивило присутствие Роканеры. Той самой Роканеры-стриптизёрши, дочери Элизабет, с которой когда-то встречался Генри. Оказалось, что она является лучшей подругой Эсми, что было неудивительно – Элизабет когда-то чуть не облапошила отца Эсми, живущего по соседству, за что даже получила десять часов общественных работ, зато их дочери с тех пор стали не разлей вода.

Мы с Роканерой увидели друг друга сразу по моему приезду, даже поздоровались взглядами, однако пересеклись мы уже после церемонии венчания, во время фуршета. Я сидела на кованной белоснежной лавочке с высокой спинкой и наблюдала за тем, как Хьюи с Эсми фотографируются в фотозоне с пятилетней Бони и первой свекровью Эсми. Дочь Эсми заметно подросла и отрастила кудряшки, мать же первого мужа Эсми, как и рассказывал мне Хьюи, и вправду оказалась весьма располагающей к себе женщиной пенсионного возраста, но, к сожалению, по её худобе и впалым щекам можно было определить тяжёлое состояние её здоровья.

Смотря на то, как Бони руководит процессом съёмки, и как Хьюи профессионально позирует, я ощущала, как моя грудная клетка судорожно сжимается от радостной боли… Хьюи выбыл из жизни на целое десятилетие – он потерял несправедливо много! – и вот теперь, спустя два с половиной года со дня своего пробуждения, он, красивый и абсолютно здоровый двадцатишестилетний парень, женится на любимой женщине, принимая в своё сердце и её пятилетнюю дочь. Я не могла насмотреться на его идеальный чёрный смокинг, на его широкие плечи, на его ослепительную улыбку… Это ведь и была моя мечта: счастливый Хьюи, а рядом с ним наша мама, которая вовсе не умерла в тот страшный день… Не хватало только Джереми. И Беллы. Их не вернёт никакое чудо – все чудеса выпали на долю мамы и Хьюи. Я не могла рассчитывать на большее.

Ещё чуть-чуть созерцания счастливого Хьюи в объятьях Пени и Руперта, с полугодовалым Мартином на руках, и мои глаза наполнила бы влага, но мою самооборону в виде сосредоточенного выражения лица спасло внезапное появление Роканеры.