– А я думал, ты спишь, – повернулся к нему Андреич. – И без картошки можно прожить. Я первые три года здесь вообще картошки не видел.

– А где ты жил? Сразу в Кумшаке?

– О, ты уже на «ты», наконец-то. Не, сначала, как и все, в Калитве, потом в Северске. Потом опять в Калитве. В Кумшак позже перебрался.

– А что так носило?

– В Северске с Радомиром не ужился.

– Что он, и тогда борзел?

– Ну а как ты думаешь? Они со своей реконструкторской кодлой сразу стали собственные порядки наводить. И донаводились – до того, что от них стали толпами бежать.

– В Калитву?

– В основном в Калитву, но Бахмут тоже частью из таких беженцев вырос. Там всё же чуть пореже их видно было.

– Мне мать, помню, рассказывала, что он на себя работать заставлял, – Глеба разговор тоже заинтересовал.

– Ну не на себя лично, а «на благо общины». Это так называлось.

– А в чем «благо общины», решалось Радомиром, – улыбнулся Руслан.

– Именно так. Частокол вокруг поселка надо ставить? Надо. Будь добр, три дня в неделю иди и поработай. А то, что у тебя своих забот полно – это дело десятое. Вот и получается, частокол поставили, но жили в полуземлянках. От зверей типа отгородились, но в первую зиму только от воспаления легких и прочих болячек умерло пять человек.

– А в Калитве что было не так? – спросил Глеб.

– Там поменьше дурдома было, но об этом долбаном благе общины тоже не забывали. Эти стали любителями дальних разведок. Половина мужиков в разведке, а половина, значит, за двоих корячатся. Некоторые не только днем, но и ночью, с женами разведчиков. Хе-хе. Мне, как раз, не повезло, я был таким вот разведчиком. Хотя может быть, наоборот, повезло – стал полностью свободным человеком.

– Так ты в Кумшак от жены ушел?

– Да, Машенька, от неверной жены. Хотя, строго говоря, женаты мы не были. Были, так сказать, постоянными партнерами.

– А какая разница?

– Здесь – никакой.

– А вообще?

– У мужа и жены были штампики в паспортах.

– И что это давало?

– Статус. Особенно это было важно женщинам – статус замужней.

– Чушь какая-то.

– Были и такие, кому на этот статус было плевать. Вот нам с Нинкой, например. Мы были представителями продвинутой молодежи.

– Извини, а что с ней?

– Она осталась в Калитве, и в одиннадцатом году умерла от аппендицита.

– Детей у нее не было?

– Нет. Может, поэтому и загуляла, – думала, что во мне проблема. Оказалось, не во мне. – Андреич ухмыльнулся.

– Так вас же перед заброской проверяли врачи.

– Проверяли. Но, получается, в этом деле на сто процентов точности быть не может.

Ветер, непрерывно дувший с берега, утих. Руслан лежал на своей постели из подсохшей травы и размышлял над тем, что сказал старший товарищ. Раньше ему не доводилось слышать от него таких откровений. Да и вообще, о таких вещах люди не часто говорят. Он вдруг вспомнил его нынешнюю жену.

– Андреич, а как же Вера? Она ведь будет по тебе скучать.

– Она привыкла. Она знает мою бродячую натуру. Я прихожу неожиданно и неожиданно ухожу. Ну не совсем неожиданно, обычно предупреждаю за пару дней.

– А если тебя целый год не будет, или даже больше?

– Тем приятнее будет встреча.

– Ты ее не жалеешь.

– Наверно ты хотел сказать: «Ты ее не любишь»? Если хочешь откровенно, Рус, у нас нет большой любви. Наши отношения как раз точнее всего можно описать этим самым техническим термином – «партнеры». Мы именно партнеры. И мы хорошие, верные, надеюсь, друзья. Мы ничего друг другу не обещали. Наши отношения не опошлены формальными обрядами. Ты не подумай, я не хочу сказать, что это идеал для взаимоотношений. Просто у нас – так. И нас это устраивает. Меня точно. Ее наверно меньше, но она учитывает мою натуру. Ну и нам не уже не по двадцать лет, и даже не по тридцать. Поэтому, когда через год я открою дверь нашего дома, она встретит меня с радостью и без упреков. А я буду рад видеть ее.