Ян был прав. Адаму от части даже было неважно, выберут его или не выберут. Главное, что его и так уже выделили из толпы. Не важно, откроются для него какие-то большие перспективы в дальнейшем. Важно, как к нему будут относиться после отбора.

4.

Выбора нет. Его никогда не было. Эта мысль все тверже укреплялась в голове Ани. Если раньше была хотя бы маленькая призрачная надежда, то теперь…

Законы, издаваемые для порядка, на самом деле придуманы для мнимой заботы о колонистах. Что бы не предлагали колонисту, выбор всегда один – служить на благо Федерации. Вопреки собственному мнению и желанию.

Снова толпа шла в сторону проходных. Серая масса теперь все больше давила на девушку. Теперь глядела на них Аня по-другому. Не колонисты и недограждане шли по узкому проулку, а рабы, безвольные, бесправные марионетки.

Почему колонисты настолько покорны? Неужели они довольны своей жизнью? Ведь многие открыто радовались тем, что у них было. Их запирали, заставляли работать, запрещали и указывали, как жить. Клеймили, как свиней и казнили в случае неповиновения. И все равно народ молчал, верил в светлое будущее и справедливость власти. Малограмотные, доверчивые недограждане, как котята ластились к власти, что давала им кров и пропитание. А что еще надо тем, кто практически не ведает, что там за стенами колоний. Выбора нет даже здесь.

Нет войне? Но разве такая жестокость к человеку оправдана? Не противоречит самому первому закону конституции? Да войны нет, ее победили диктаторством одного правителя.

В столовой се бурно обсуждали предстоящие выходные, последние выходные для Анны, ибо в понедельник случится отбор, после которого девушка навсегда покинет колонию и попрощается семьей.

С момента, как       Анна рассказала Хельге правду и попыталась сблизиться прошло несколько дней. Примирения не произошло, Хельга продолжала ходить молчаливая, не проронив ни слова. Это молчание и отчужденность давила на Анну. Не хотела она расставаться с ней так, не в ссоре, не как враги. С обидами и завистью.

Стоило Анне попытаться подойти и заговорить, как Хельга уходила, или демонстративно начинала заговаривать с другими. Она и работать договорилась с прачками из соседнего цеха, лишь бы не пересекаться с Анной. И сегодня в столовой она заныла самый дальний стол, бурно болтая с девушками, громко смеясь. Аня видела ее радость и от того становилось невыносимо горько.

– Она не дорожит дружбой так, как ты, – прошептала мать дочери. Ольга сидела рядом, все время наблюдая.

– Она обижена на меня, за то, что мне повезло.

– Судьбу не выбирают, дочка, но, когда появляется шанс, глупо им не воспользоваться.

– Мама, а если она так и не поговорит перед моим отъездом? Мы что же расстанемся врагами?

– Будет дурой, и горько об этом пожалеет. Уж поверь мне.

Анна внимательно посмотрела на мать, такую красивую и не по годам моложавую. Как же ей будет не хватать ее, ее советов, каких-то правильных высказываний. Возможно, когда она сама станет матерью она поймет мать. Но пока ей сложно понимать ее мотивы. Все это она объясняла благом, вот только Анна не видела в этом ничего хорошего.

После обеда толпа вновь возвращалась в блоки отработать последние часы. Невыносимо, противные часы.

Мама шла рядом, спокойная и молчаливая. Аня чуть повернула голову, посмотрев на нее, и ей отчего-то захотелось ее обнять. Быть может, и не доведется в скором времени. Скоро придется расстаться навсегда с родителями, потерять лучшую подругу, возможно оставшись едва ли не врагами. Как она будет там жить?

Совсем скоро сборы и она навсегда покинет эти места. А что ждет ее там? Новое рабство. Откажись она сейчас от белого билета, всю ее семью клеймят как за непростительное нарушение. И разлучат. Аня пыталась поговорить со старостой, выведать есть ли хоть какой иной способ. Но тот, как и та женщина, четко ответил, что отказ приравнивается к протесту.