– Да, хорошо, – ответила со всей серьезностью Варя. Я была рада, что она понимала меня. – Здесь очень красиво! – ее голубые глаза засверкали. – В городе было совсем не так.

– Это точно.

Идя дальше, мы снова замолчали. Я наблюдала за Варей, которая пыталась уйти от грустных мыслей, наблюдая за природой. На ее лице можно было увидеть еле заметную улыбку, которая не делалась шире лишь потому, что она все–таки была печальной, как и я. Мы оставили все, ради свободы. Но мне казалось, что это того стоило. На смену печали и грусти рано или поздно приходит счастье. Я знала это. Варя понимала меня, так как, даже когда уже был полдень, она не просила ни еды, ни воды. Я старалась контролировать себя и не думать о жажде и голоде. И вдруг я заметила куст с ягодами.

– Это черная смородина? – спросила меня сестра, когда мы поближе подошли к кусту. Варя рассматривала лист кустарника. – Да, это она. Дикая черная смородина, – подтвердила она. Я верила ей, ведь на полях мы каждый день видели какие–нибудь кусты с плодами. – Мама рассказывала мне о ней. И еще она рассказывала о волчьей и медвежьей ягоде. Я помню, как они выглядят.

– Может, соберем ее? – спросила я сестру, которая кивнула мне в ответ. – Она вроде спелая, – я достала из рюкзака небольшую емкость, и мы начали собирать ягоды, иногда съедая по несколько штук. – Вкусная! – улыбнулась я сестре, она одобрительно кивнула. – Может, ночью удастся сварить из них чай?

– Лучше найти шиповник, – ответила она. – Смородину можно съесть и так.

– Хорошо, – улыбнулась я ей. Она была рада тому, что помогает мне. – Ты знаешь, как он выглядит?

– Знаю.

Мы набрали почти полную баночку ягоды. Еще в руках у нас было по горсточке. Мы ели ее и шли вперед. Был уже день. Мы довольно далеко уже были от города, что меня одновременно и радовало и огорчало. Привычная жизнь становилась с каждым шагом все дальше и дальше. И мне до сих пор было интересно, почему Праведники приехали на день раньше. Неужели правительству стало так скучно, что они решили потешить себя побыстрее? И что все–таки делала одежда Дежурного в том заброшенном доме? У меня было столько вопросов, но ответы на них мне уже не были нужны. Я была здесь, а не в городе под номером 104. Я уверена, что скоро все изменится.

Приближался вечер, а мы все шли и шли. Небо становилось розовато–оранжевым. Сбросив с себя папину куртку и рюкзак, я начала забираться на дерево, чтобы полюбоваться закатом. Я села на одну из ветвей огромной ели и смотрела, как солнце садится где–то за горизонтом. Ветер был легким и теплым. Он приятно ласкал кожу и трепал мои волосы, которые за весь день превратились непонятно во что. И я поняла, что этот закат стал для меня самым первым. Я радовалась свободе. Я забыла обо всем на свете, смотря на это веселое оранжевое солнце. Варя уже уговаривала меня слезть, но я с беззаботным видом качала головой. В конце концов, она залезла ко мне и положила свою голову мне на плечо. Отсюда уже не было видно города, мы были далеко. Варя снова говорила, что здесь невероятно красиво. Потом мы спустились обратно, отыскали шиповник и пошли дальше. Стало темнеть и мы, наконец, остановились, найдя место для ночлега. Я развела костер, а Варя потом сварила теплый напиток из шиповника. Мы доели смородину и легли спать, не потушив костер. Сестра подложила под голову свой рюкзак и укрылась маминой курткой как одеялом. Я еще долго не могла уснуть. Для меня не была проблемой голая земля, просто мысли не давали мне покоя. Я все время задавалась вопросом о том, что будет с нами дальше. И что будет теперь там с Вовой, которого выбрали? Что станет с моими родителями? Их полные печали глаза так и просыпались у меня в памяти. А я хотела запомнить совсем не это. Я хотела запомнить их счастливыми. А у них из глаз текли слезы, которые они хотели скрыть. У Вовы была кровь на руках. Кто–то выстрелил и попал в него. И все из–за того, что я хотела свободы. Ради всего этого были пролиты кровь и слезы. Не эгоизм ли это с моей стороны? Сумела ли я остаться в их памяти лучом света или же стала тенью? Но это не имело значения. Я лишь хотела, чтобы они жили. Так я и уснула, думая о родных.