Ты мог бы позволить этому тебя сломать. Я надеюсь, ты этого не сделаешь. Ты мог бы позволить этому навсегда поставить на тебе клеймо, и я совершенно уверена, что это было бы скверно. Я знаю, прозвучит банально, если я скажу тебе: сделай так, чтобы из этого вышло что-то хорошее, – но именно этого я тебе желаю. Не убегай от этого, не прячься. Пусть оно останется с тобой. Пусть оно станет частью тебя.
Проживи хорошую жизнь, что бы ты ни вкладывал в это понятие. Найди себе кого-то, чтобы любить, кого-то, кто будет любить тебя. Не знаю, будет ли это та высокая блондинка, с которой ты встречаешься сейчас, или кто-то еще. Пусть это будет кто-то, кто тебя ценит.
Не борись с тем, что произошло. Пусть оно определяет твою жизнь, только не позволяй ему поглощать тебя. Безусловно, здесь тонкая грань. Я надеюсь, что ты сможешь ее найти.
Знаю, что на тебе лежит вина, с которой тебе придется уживаться, поэтому послушай меня: обо мне не беспокойся. У меня есть Ронан и чудесная невестка Клара, и скоро еще родится ребенок – я стану бабушкой и не могу тебе передать, как я этим взволнована. Я выживу. И ты тоже. Конор не хотел бы от нас ничего другого.
Удачи тебе.
С любовью,
Мэгги
Глава одиннадцатая
Эндрю сидел на краю кровати и писал эсэмэски. Натали закрыла за собой дверь ванной и пустила воду. Она уже принимала душ этим утром, но порой горячая ванна была единственным, что приводило ее в чувство. Эндрю болтал с девочками, ему это прекрасно удавалось таким способом. Нат не выносила текстовые общения, все эти сокращения и смайлики. Она любила говорить полными предложениями, правильно писать слова и расставлять все знаки препинания, даже когда общалась по электронной почте. Такие вещи были для нее важны.
Эндрю лучше удавалось осваивать новшества, отчего, похоже, предпочтения Грейс и Шарлотты за последнюю пару лет сместились с матери на отца. Натали старалась не обижаться. В самом деле, это было неизбежно; из них двоих Эндрю всегда был круче. Натали была слишком эмоциональной. Всегда была такой. Эндрю говорил, что это и есть самое крутое ее качество. Он, однако, нашел способ с легкой иронией переходить на один уровень с детьми, не вызывая у них побуждения нетерпеливо и скучающе закатывать глаза, а именно с этим сталкивалась Натали, когда пыталась общаться с ними на равных.
Она осторожно погрузилась в ванну. Это было одним из величайших ее удовольствий. Она любила залезать в ванну, когда там было совсем мало воды, лежать, распластавшись, чувствовать, как тепло постепенно поднимается и окружает ее. Она откинула назад голову, так что уши оказались под водой и звук дыхания усилился. Помимо этого были и другие звуки, которые невозможно было точно распознать: люди ходили по дому, поднимались и спускались по лестнице, какие-то другие шумы, более глубокие, где-то дальше, голос, низкий и монотонный. Она плеснула воды на грудь и живот, чуть выгнула бедра, ощущая, как напряжение уходит из ее тела в воду. Она чувствовала легкий кайф от таблеток – они давали крохотный намек на возбуждение, высушивали горло, вызывали желание закурить.
За шестнадцать лет она не выкурила ни одной сигареты; бросила в больнице. На самом деле у нее не было особого выбора. Десять дней она пролежала в коме; еще сорок один была прикована к постели. Нет худа без добра, – сказала ее мать, узнав, что Натали бросила курить. Ее мать любила выискивать хорошие стороны. Как-то раз, то ли в день рождения, то ли в Рождество, словом, на какой-то пьянке, она объявила гостям, что ее Натали попала в ужасную аварию, но в этом есть и хорошая сторона: она обрела Эндрю.