Припоминаю наши поездки зимой в церковь ко всенощной. Ездили мы в одиночных санях. Вначале ее появление в углу темного собора оставалось никем не замеченным; служил один священник, дьячок пел на клиросе. Императрица потихоньку прикладывалась к иконам, дрожащей рукой ставила свечку и молилась на коленях. Но вот сторож узнал царственную гостью – и бежит к алтарю, священник всполошился, бегут за певчими, освещают темный храм. Государыня в отчаянии и, оборачиваясь ко мне, шепчет, что хочет уходить. Что делать? Сани ведь отосланы. Тем временем вбегают в церковь дети и разные тетки, которые стараются, толкая друг друга, пройти мимо императрицы и поставить свечку у той иконы, у которой встала она, забывая, зачем пришли; ставя свечи, оборачиваются на нее, глазеют, и она уже не в состоянии молиться, начинает нервничать. Сколько церквей мы так объездили! Бывали счастливые дни, когда нас не узнавали, и государыня молилась – отходя душой от земной суеты, стоя на коленях на каменном полу, никем не замеченная в углу темного храма. Возвращаясь в свои покои, она приходила к обеду румяная от морозного воздуха, со слегка заплаканными глазами, спокойная, оставив свои заботы и печали в руках Вседержителя Бога.