Наверное, за год или два до отъезда из Суража, мы много времени проводили в нашем садике. Старшие дети построили из досок, жердей и веток шалаш, что-то было настелено на землю. Все забирались в шалаш и дружно пели революционные песни. Откуда мы их узнавали, слова и мотив? Радио не было, от взрослых? Но пели долго, с упоением, не важно есть ли голос или слух. Главное – нам нравилось. Вот некоторые отрывки из песен:

Еще одна любимая песня о гибели отряда за революцию. Это уже тема гражданской войны:

Далее пленных красных заставляют перейти на сторону белых, те отказываются, их заставляют рыть для себя же яму – братскую могилу. Навстречу им вышел старик генерал:

Последний куплет звучал примерно так:

Много пели мы и о каком-то защитнике бедняков атамане Чуркине, но, кроме последнего куплета, ничего больше не помню, хотя песня была трогательная и длинная:

Сейчас, когда так много и молодых, и старых людей обращаются к Богу, к старым традициям и обрядам, я абсолютно не готов к тому, чтобы верить в приметы, загробную жизнь, гадания и т. п. Не верю и в существование некоей высшей силы или в Бога. Уж так повелось у нас в доме, до самых последних лет жизни родителей. По-моему, покойная Лена в этом отношении полностью походила на меня. Правда, когда я был достаточно маленьким, ну около 5-ти лет, Мария Ивановна пыталась меня учить молиться вечером перед сном. Я становился в своей кроватке, в ночной рубашке на коленки, как-то складывал руки и говорил что-то о здоровье для мамы, папы, Лены, родных и мог обращаться к Богу со своими пожеланиями. Например, так: «Пошли мне Боже…» А что мне было желать? Вроде все уже было и так, а не хватало одного – вожжей, как у кучера Ивана, чтобы играть в лошадки по настоящему, а не с веревочкой. Какое-то время утром я просыпался с надеждой, что обнаружу на кровати вожделенные вожжи, а их все не было и не было. И я перестал молиться, а Мария Ивановна перестала заставлять меня молиться, может, родители ей что-нибудь сказали, но эти слабые попытки религиозного воспитания больше не повторялись.

Оглядываясь на прошлые годы в Сураже, я задаю себе вопрос, который остается и теперь без ясного ответа. Почему мы с Леной, живя в такой близости с природой – река, луг, сад, парк, огород и домашняя живность, так были, в тоже время, далеки от всего этого. Рыбу не ловили, плавать не умели, грибы и ягоды в лесу не собирали, цветы не выращивали, своих грядочек не имели. Даже кошки в доме не было. Одно время кто-то подарил нам маленького хорошенького фокстерьера Тобика, и то он быстро куда-то исчез (мы о нем очень горевали). Получилось, что живем как в деревне, а по духу и образу жизни истинные горожане.

Суражский период жизни подходит к концу. Но еще несколько эпизодов того времени, не обязательно в соответствии с хронологией, я напишу.

Крайне редко, для меня и Тамары как огромный праздник, отец Тамары Юлий Григорьевич доставал из шкафа маленький паровоз, несколько вагончиков, собирал рельсы. В топку паровоза клались палочки, щепки и поджигались, а в котел заливалась вода, и пар приводил в движение состав. Для нас это было чудом и праздником.