не было мостов, по которым могли бы проехать грузовики. Много раз запрашиваемые материалы для их строительства не прибыли. Древесина и прочие материалы в вилайете отсутствовали. Рабочую силу черпали из состава армии или из местного населения, однако в крайне недостаточном количестве и без должного оснащения орудиями труда, отправляя в унылую гористую местность, так что еще и обеспечение их питанием тут же вызывало дополнительные трудности. Отданные моим предшественником распоряжения представляли собой образцовое исполнение своих служебных обязанностей, однако с самого начала не было сомнений в том, что будет совершенно невозможно выполнить их к указанному сроку. Но из-за этого откладывалось и формирование незаменимых для наступления складов, тем самым готовность армии к операции оказалась отодвинута на неопределенный срок.

Из данного описания видно, что самой важной предпосылкой для наступления на Багдад было увеличение личного состава армии почти наполовину, а животных – на 14 тысяч голов, да и доставить предстояло бесчисленное количество совершенно незаменимых материалов.

Однако реальная обстановка не позволяла прокормить даже уже имеющихся в распоряжении людей и животных. Каждый день уже тогда подыхали дюжины голов нашего скота. Личный состав страдал от бескормицы.

Последняя же причина плохой ситуации со снабжением, не считая местных условий пустынных земель вилайета Мосул, заключалась в недостаточной провозоспособности Анатолийской и Багдадской магистралей, невзирая на все усилия в этом направлении, а также в слишком большой дистанции до конечного пункта железной дороги от фронта 6-й армии. При таких обстоятельствах всего за несколько месяцев добиться перемен к лучшему не смогла бы ни одна держава в мире. В штаб-квартире «Йилдырыма» я узнал, что маршал Лиман фон Сандерс[59] постоянно призывал обратить внимание и предупреждал Фалькенгайна об этом. Однако успеха он не добился.

С самого начала, таким образом, возникли неразрешимые противоречия между необходимыми для наступления условиями и реальной обстановкой. В оставшееся у нас время добиться решительных перемен к лучшему в отношении довольствия и транспортного обеспечения 6-й армии было невозможно.

Такова была общая картина, вполне ясно и отчетливо сложившаяся у меня после подробных бесед и обсуждений в Константинополе, Алеппо и Мосуле. Задача сделать к январю 1918 г. 6-ю армию способной к проведению наступательной операции была изначально невыполнимой.

Из разговоров с Фалькенгайном и Доммесом я вынес впечатление, что всю серьезность положения в штабе «Йилдырыма» еще не осознали. Произведенная маршалом в мае[60] этого года поверхностная рекогносцировка была явно недостаточной, чтобы после нее составить действительно верное представление. Турки сознательно утаивали от него – с истинно восточной вежливостью желая избавить начальника от любых неприятных впечатлений – всю безнадежность сложившегося положения. Частично же они и сами еще не поняли этого, частично им стало ясно лишь в последние месяцы лета 1917 г.[61]

Мне казалось, что крайне необходим новый разговор с маршалом фон Фалькенгайном. И когда через телетайп я узнал, что он отправляется через Алеппо в короткий визит на фронт под Газой, я решился сопровождать моего предшественника на его обратном пути, а прибыв в Алеппо, попросить о беседе с маршалом.

13 сентября мы прибыли туда, а 14-го Фалькенгайн вызвал нас к себе. Он был весьма раздражен столь сложно разрешаемыми проблемами, которые со всех сторон громоздились, угрожая запланированной им операции. Опыт, который до сих пор ему удалось получить в Турции, был каким угодно кроме обнадеживающего. И когда разговор зашел об Энвере, то негативный и обвинительный тон, в котором о нем говорил Фалькенгайн, отчетливо указывал на то, сколь низкого он мнения о турецком вице-генералиссимусе.