И когда вся партия продана, а этих брусков мыла у них всегда было много-много, то начинали «подбивать бабки» всей семьёй. И мы, тут же, у них. Тоня заправляла утюгом. Она эти мятые рублёвки, трёшки, пятёрки, десятки разравнивала, разглаживала. А все остальные, в том числе и мы, складывали их, чтобы они были ровненькие сторублёвые стопки.

И этих стопок набиралось ого-го! Глаза разбегаются, глядя на них.

Денег вроде у них от этой торговли было очень много. А жили бедно-бедно, смотреть было не на что. Девчонка их, Тоня, была одета ну очень плохо, бедно. Да и ребята не лучше. Но куда девали они эти деньги? Когда мы присутствовали при подсчёте денег, то мы помогали их складывать в стопки. Всем была работа.

Мне кажется, что я настолько освоил тогда технологию мыловарения, что мог бы и сейчас заняться этим бизнесом. Но только кому нужно это хозяйственное мыло сейчас? Конечно нужно, но не такого качества. Не те времена.

Однажды я и соседская девчонка Варя погнали коров своих пасти, как всегда, за село, к реке. Выгоняли мы всегда очень рано. Когда во дворе ещё темно. Пока пройдёшь всю улицу, уже начинается рассвет. Пасли мы всегда на своей поляне. Она тянется вдоль реки и вдоль дороги.

Видим на поляне ночью побывала какая-то войсковая часть. Они, очевидно, были на марше, и здесь делали привал на отдых. А потом, наверно, срочно, часть по тревоге была поднята и двинулась дальше. А сбор был ночью.

На привале было много разбросано консервных банок, коробок, бумаги, пакетов и много всякого хлама. С нами были и другие ребята. И вдруг мы начали находить различные предметы. Бритвенные принадлежности, кружку, фляжку, складной нож, зажигалку, ну и так далее. Кто-то нашёл коробку от противогаза.

Мы с Варей нашли, как-то вместе, одновременно большой пузатый кошелёк, или как там его, портмоне, и красивую финку с рукояткой из слоновой кости.

Финку, конечно, я взял себе, а содержимое портмоне поделили поровну. Фотокарточки и какие-то документы, мы сразу же выбросили. А кроме всего этого, там было много немецких марок в крупных купюрах. Деньги мы разделили пополам и ничего не сказали ребятам. Побоялись сказать, что мы нашли такую крупную сумму денег и документы.

Мы боялись, а вдруг фрицы возвратятся и начнут искать. Ведь нам тогда несдобровать. Решили, лучше промолчать. Говорить об этом было опасно. А вдруг будет заявление об утере по команде? И местная жандармерия или полиция начнут искать, и конечно, нас найдут. Мы этого боялись очень. Но этого не произошло. А деньги мы отдали. Я – своей тёте, а Варя – своим родителям. И пользовались они ими, наверное, очень осторожно. Если, конечно, пользовались. Немецкие марки ценились, и на них уже можно было что-то купить в городе, на рынке. А мы-то стали «богатыми». Я, конечно, стал особенным «богачом». Потому что у меня была такая отличная, а главное, редкая финка, и довольно дорогая.

А вот финка моя, такая драгоценная вещь, уплыла из моих рук, по моей же глупости. Очень жаль. Это я впоследствии стал жалеть об этом. А раньше я не дорожил такими вещами. Также лишился двух пистолетов. Ещё стартового пистолета, ракетницы, нескольких сабель и карабинов. Не все из этих вещей мне были нужны. Но для памяти, можно было бы кое-что и сохранить. Но в то время у меня такие мысли не возникали.

Так вот, в отношении финки. Мой сосед Юра, увидев у меня эту вещь, так меня начал доставать. Продай, да продай. Ходу мне не давал. У него глаза на неё горели. Мать его работала, представьте себе (при немцах), директором маслозавода. Я понятия не имею, как он работал, где он брал молоко… Так Юрий предложил мне даже маслом расплатиться. Я долго сопротивлялся. Но он меня уговорил. Он притащил огромный, круглый, кусок масла, с футбольный мяч. Это ж сколько в нём килограмм? Я смотрел, смотрел на это масло, и сказал: «Чёрт с тобой, бери». Надоел он мне. Я знал, что не отстанет. Вот так бездарно я потерял свою драгоценную вещь, финку. Мой дядя Митя, узнал про эту сделку, очень меня ругал.