Первый год лицея закончился благополучно для всех нас. Мы были переведены в пятый класс, никто не остался на второй год. Летом, в августе, с бабушкой и дядей Витей я поехал на две недели жить в палатке в селе Oualidia, на берегу океана. Там я плавал в заливе, рыбачил с лодки одного милого старика-марокканца (помню, что к леске привязывали три крючка и нередко попадались три рыбки одновременно), ночью я опускал в залив на веревке пустые консервные банки, в каждой из которых утром находил осьминога. Одного осьминога оставлял нам, бил его об скалу, чтобы размягчить, и бабушка готовила прямо из сырого салат, а других раздавал соседям.

Один раз поехали рыбачить на другое место, чуть дальше летнего дворца короля. Я увидел на дне много ракушек и собрал штук сто. А когда мы вернулись в наш палаточный городок, одна интеллигентная русская дама сказала нам, что это устрицы, и что их едят сырыми с лимоном. Устроили бесплатный пир. Всем очень понравилось. Кто-то вспомнил, что у Пушкина они «пищат», но оказалось только не марокканские.

В пятом классе особых изменений в нашей компании не произошло, наша группа осталась прежней. Перевели в следующий класс даже моего друга Даниеля Израеля и меня. Учились мы хорошо, но поведение у обоих было с замечаниями.

В 1955 году в Марокко еще шла борьба за независимость от Франции. Происходили теракты. В Марракеше редко, но все-таки иногда были слышны взрывы бомб.

Ближе к концу года в нашем лицее проходил экзамен для школьников, поступающих в лицей. Мы с Даниелем решили отличиться. Купили петарды, и в день экзамена подожгли и бросили их под окна зала, где сидели школьники под наблюдением ответственного преподавателя. Петарды бабахнули, открылись окна, и первым выскочил наблюдатель. Детишки разбежались, и экзамен пришлось проводить в другой день. Нас никто не поймал, и все сошло с рук. Об этом была статья в газете, и мы даже гордились этим.

С бабушкой, дядей Витей и овчаркой нам удалось переехать в Palmeraie (пальмовую рощу) напротив садов Majorell, где мы поселились в маленьком домике при большой вилле одного француза, которую мы «охраняли», когда он уезжал на родину. Бабушка убиралась на вилле, за что она получала жалование, плюс наше проживание.

Около нашего дома в Palmeraie начиналась сеть «ретара». Это мелкие речки, которые находились довольно глубоко под землей (метра три-четыре), по которым можно было обойти весь город. Летом там было довольно прохладно, и мы любили влезать в «ретару» через отверстие рядом с нашим домом, а выбраться в нескольких километрах оттуда, представляя, что мы террористы или сбежавшие из соседней тюрьмы заключенные. Иногда в действительности происходили побеги из тюрьмы по этим речкам.

На день рождения я получил в подарок от бабушки и дяди Вити девятимиллиметровую винтовку, с которой я стал забираться в сады Majorell и стрелял в самых разнообразных красивых птиц пестрых расцветок. Это было строго запрещено, но я знал почти всех охранников, и мне все позволялось.

В один прекрасный день мы с ребятами решили построить довольно большой плот из бамбука, чтобы плавать на плотине, которая находилась в километрах пятидесяти от Марракеша. Мы нарубили в Majorell целую кучу красивых, крупных и редких бамбуков. Трудились несколько дней. Плот получился, но нам так и не удалось донести его до плотины. В конце концов мы стали вынимать толстые бамбуковые палки и резать из них стаканы, кружки и пепельницы.

В это время у дяди Вити появился мопед NSU (49 кубиков), которым можно было управлять без прав. Дядя Витя иногда мне его давал, и я гонял на нем с бешеной скоростью по округе. Соседской девочке, лет шестнадцати, с очень хорошенькой фигуркой, очень хотелось прокатиться на мопеде, и она попросила меня об этом. Я согласился при условии, что буду сидеть сзади и держать ее за талию.