Однажды страхи оказались напрасными. Ицхаку позвонил незнакомый ему религиозный еврей и сказал, что он проездом в городе и хочет посетить наш Бейт-мидраш, «чтобы поделиться опытом». Ицхак со страху основательно растерялся, но каким-то шестым чувством понял, что на сей раз всё же следует позволить незваному гостю переступить порог нашей обители. Гостем оказался приятный и достойный еврей из южных общин – Барух Б., который хотел проверить, заслуживает ли Бейт-мидраш того, чтобы Барух передал ему какие-то пожертвования. Наше заведение произвело на него благоприятное впечатление, и с тех пор, как я понимаю, ещё не один раз Барух оказывал материальную помощь Бейт-мидрашу.

Вообще со многими своими коллегами по йешиве, с которыми Ицхак учился ранее, у него были напряженные отношения. Я предполагаю, что одной главных причин этого была «гомосоветикус-образная» культура поведения некоторых из них, от которой он – «простой русский парень», как он себя иногда в шутку называл, – бежал всю свою сознательную жизнь, как от собственной тени. Однако и «культура» самого Ицхака иногда хромала. Так, он рассказывал, что однажды сел в автобус, предварительно покушав чеснока. Какая-то старуха-пассажирка стала орать на латышском языке: «Типлуоку смака! Типлуоку смака!» («Запах чеснока! Запах чеснока!») Ицхак был пристыжен и посрамлён.

Автор приводит рассуждения Ицхака с единственной целью: чтобы через их призму читатель смог лучше понять личность главного героя. Но это нисколько не отражает позицию самого автора в отношении рассматриваемых людей. Вместе с тем необходимо отметить, что при оценке людей Ицхак предъявлял к ним очень высокие требования. Подлинное уважение он испытывал только к тем, кто обладал комплектом следующих качеств: бескорыстие, жертвенность, прямодушие, бесхитростность, вежливость, интеллигентность, высокая культура поведения. Среди его бывших коллег по израильской русскоязычной йешиве был только один, обладающий всей этой палитрой совершенства – рав Г. П., человек в высшей степени достойный. Причем Ицхак считал, что эти качества у Г. П. не были врождёнными, но он приобрёл их путём упорной работы над собой, что многократно увеличивает их значимость. Остальным же коллегам, как правило, чего-то не хватало из этой палитры – кому больше, кому меньше. Да это и неудивительно: люди, обладающие одновременно всеми перечисленными качествами, достигли определённого уровня совершенства, стали как бы «наполовину ангелами», а таких, конечно, на свете немного. Однако от ставших на путь еврейской религии обычно ждут чудес самосовершенствования. И не всегда напрасно.

Но Ицхак, очевидно, подозревал некоторых своих «коллег» в том, что они даже теоретически не ставят перед собой цель достичь вышеупомянутой палитры совершенства. Возможно, что в отношении (по крайней мере, меньшинства) своих «подозреваемых» русскоязычных баалей-тшува, Ицхак был прав. Но и их нельзя – как это делал Ицхак – презирать в своём сердце, ибо советско-коммунистическое воспитание, которое они получили, успело настолько изуродовать их души, что уже одно возвращение к еврейской вере для них можно считать чудесным перевоплощением и снисходительно относиться к их аморфности в вопросах морального совершенства.