Института Европы РАН

Самое точное определение той роли, которую Николай Петрович Шмелёв сыграл в жизни страны и ее граждан, в том числе и в моей жизни, состоит в том, что он стал для всех нас лучом света в темном царстве, где погасли практически все остальные источники освещения. Воцарившаяся тьма казалась всесильной, потому что производила впечатление сплошной. Близорукие политики не реагировали на предупреждения и предостережения Николая Петровича, основанные на результатах его эпохальных исследований, а ослепленные сверканием собственного величия «киндер-сюрпризы» не внимали его практическим советам. Его голос звучал как бы в общероссийской пустыне. Но тем, кто «в живую» мог слышать высказывания Шмелёва, кто дал себе труд вдуматься в сформулированные им тезисы, кому посчастливилось общаться с ним на личном уровне, сказочно повезло в жизни. Не каждому дано встретить на своем жизненном пути обыкновенного русского гения, истинное место которого в истории страны смогут уяснить себе лишь грядущие поколения. Не удивительно, что с его уходом наш мир стал темнее и мрачнее.

Как известно, талантливый человек талантлив во всем. У ценителей искусства есть понятие – «человек эпохи Возрождения». Оно служит для характеристики людей разносторонних, не укладывающихся в привычные для всех рамки, добивающихся выдающихся достижений в далеко отстоящих друг от друга областях. Именно таким человеком и был Николай Петрович. Гигант экономической науки, глубоко проникающий в суть вещей философ, историк с широчайшим кругозором, блистательный публицист, одаренный писатель, замечательный оратор – таковы только некоторые грани его незаурядной личности. Он как бы шагнул к нам из сокровенных глубин всемирной истории: для сравнения с ним подходит только такой титан человеческого духа, как Леонардо да Винчи. И при этом не было у него ни следа высокомерия, заносчивости или барского снисхождения к окружающим, даже когда те не сразу поспевали за полетом его мысли.

Я безгранично благодарен судьбе за то, что наши с Николаем Петровичем пути пересеклись. Произошло это точно в соответствии с русской пословицей «не было бы счастья, да несчастье помогло». В начале лихих 90-х резко изменилась линия судьбы всех бывших граждан бывшего Советского Союза. Исключений практически не было, разнился лишь градус излома. Мне еще, можно сказать, повезло. Когда в 1992 г. я подал в отставку, оставив позади отданные дипломатической службе 36 лет (42 года, если считать время учебы в МГИМО МИД СССР), передо мной встала необходимость заново определиться с тем, что я могу и хочу делать в течение оставшейся части моей жизни. В этот момент меня выручило приглашение войти в число сотрудников созданного за четыре года до этого Института Европы РАН, с деятельностью которого я познакомился, еще работая в МИД.

Перспективу исследовательской деятельности в области отношений с Германией, где я провел 17 лет на различных дипломатических должностях, и – с учетом моего пятилетнего пребывания в Париже – с интегрированной Европой в целом я воспринял как награду за долготерпение. За время работы в министерстве я защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата исторических наук, а также опубликовал три книги по истории международных отношений: о советско-германском дипломатическом противостоянии в 1933–1939 гг. (с использованием документов архива МИД СССР), о корнях франко-германского антагонизма и о событиях последнего года существования ГДР. В 1990–1992 гг., когда я занимал пост советника-посланника посольства СССР/РФ в Берлине, журнал «Международная жизнь» поместил на своих страницах серию моих аналитических статей о развитии ситуации в Центральной Европе. Одновременно я урывками продолжал подготовку докторской диссертации, тема которой («Место ФРГ в системе межгосударственных отношений в Европе») была утверждена в МГИМО еще до моей командировки в Берлин.