– Как можно делать такие глупые сравнения! – сказала моя мать со слезами на глазах. – Я не разбила ничьей семьи. Я вышла за тебя замуж с согласия твоих и моих родителей. Я не замышляю гибели империи.

Тогда настала очередь отца рассердиться.

– Я запрещаю, – он делал при этом ударение на каждом слове, – повторять эти позорные сплетни! Будущей императрице Всероссийской вы и все члены императорской семьи, включая наследника и его супругу, должны и будете оказывать полное уважение! Тема закрыта раз и навсегда!

«Где я видел княжну Юрьевскую?» – спрашивал я себя, прислушиваясь к разговору родителей. И в моем воспоминании выросла картина придворного бала в один из прошлых наших приездов в Санкт-Петербург.

Громадные залы Зимнего дворца были украшены орхидеями и другими тропическими растениями, привезенными из императорских оранжерей. Бесконечные ряды пальм стояли на главной лестнице и вдоль стен галерей. Восемьсот служащих и рабочих две недели трудились над украшением дворца. Придворные повара и кондитеры старались перещеголять один другого в изготовлении яств и напитков.

Окончание периода траура дало возможность великим княгиням и придворным дамам продемонстрировать свои бесценные бриллиантовые диадемы, жемчужные ожерелья, изумрудные браслеты, сапфировые броши и рубиновые кольца, ярко сияющие в свете колоссальных дворцовых люстр на впечатляющем фоне сверкающих мундиров иностранных послов, придворных, офицеров гвардейских полков и приезжих восточных властителей.

Я часто размышляю о том, что случилось со всеми этими великолепными украшениями. Хранятся ли они в темных сейфах оптовых торговцев в Амстердаме, Лондоне и Париже, или я когда-нибудь увижу знаменитые сапфиры моей матери, украшающие руки любезной хозяйки на Парк-авеню? Я также задаюсь вопросом, мог ли кто-нибудь из двух с лишним тысяч мужчин и женщин, присутствовавших той январской ночью в Зимнем дворце в Санкт-Петербурге, предвидеть, что мой двоюродный брат Ники, потянувший меня за рукав, чтобы я подошел полюбоваться настоящим персидским шахом, будет застрелен в подвале в Сибири тридцать семь лет спустя?

Мне разрешили надеть на бал форму 73-го Крымского пехотного полка, шефом которого я состоял от рождения, и я важно выступал между кавалергардами в касках с двуглавым орлом, которые стояли при входе в зал.

Весь вечер я старался держаться подальше от моих родителей, чтобы какое-нибудь неуместное замечание не нарушило моего великолепия.

Высочайший выход открыл бал. Согласно церемониалу, бал начинался полонезом. Государь шел в первой паре рука об руку с цесаревной Марией Федоровной, за ним следовали великие князья и великие княгини в порядке старшинства. Так как великих княгинь, чтобы составить пары, было недостаточно, младшие великие князья, как я, должны были идти в паре с придворными дамами. Моя дама была стара и помнила детство моего отца. Наша процессия не была, собственно говоря, танцем в совершенном значении этого слова. Это было торжественное шествие с несколькими камергерами впереди, которые возвещали наше прохождение через все залы Зимнего дворца. Мы прошли три раза через залы, после чего начались танцы. Кадриль, вальс и мазурка были единственными танцами того времени, допущенными этикетом.

Когда пробила полночь, танцы прекратились и государь, в том же порядке, повел всех к ужину. Танцующие, сидящие и проходящие через одну из зал часто поднимали глаза на хоры, показывали на молодую, красивую даму и о чем-то перешептывались. Я заметил, что государь часто смотрел на нее, ласково улыбаясь. Это и была княгиня Юрьевская.