Генерал, как всегда, не растерялся и бросился за преступником. Увидев солдата, идущего навстречу бежавшему революционеру, генерал крикнул, чтобы тот поставил подножку. Ренненкампф знал, что перепуганный, спасавшийся революционер не услышит этих слов, а солдат исполнит приказание, т. к. он внимательно следил за приближавшимся генералом, чтобы стать во фронт. Расчет оказался верным: революционер упал от подножки. Ренненкампф быстро подошел к преступнику, велел ему встать и, наведя на него револьвер, приказал поднять руки вверх.

Солдат, по приказанию генерала, обыскал карманы революционера и извлек из них еще одну круглую бомбу и револьвер. Генерал спросил, почему он ее не бросил. По словам революционера, он «потерялся» и, волнуясь, не разобрал, сделала ли первая бомба свое дело. «Мужества нет у вас, а беретесь за такое дело», – сказал ему генерал. Тогда революционер указал на своего убегавшего помощника, который должен был его подстраховать в случае неудачи.

Генерал приказал адъютанту Гилевичу и солдату взять арестованного революционера-боевика, отвезти его на извозчике на гауптвахту и сдать под расписку. Сам с адъют[ант]ом Гейзелером отправился к командующему войсками генералу Селиванову[68] докладывать о случившемся.

На допросе арестованный показал, что лично не знал генерала и против него ничего не имел. Он принадлежал к одной из партий революционеров-боевиков, попал туда с молодых лет и по жребию должен был убить генерала Ренненкампфа.[69] Выйти из партии было невозможно, а если бы он не выполнил поручения, то его убили бы. Выбора не оставалось, и он пошел на убийство, надеясь благополучно скрыться, но ничего не получилось.

Выяснилось, что революционер был пасынком уже престарелой дамы, хорошей знакомой моего генерала. Генерал часто бывал у нее, дружил со всей ее семьей, но никогда не встречался с пасынком. Он жил далеко от своей мачехи и не поддерживал с ней близких отношений. По приказу генерала Селиванова преступника повесили.

После покушения в Иркутске полиция и жандармы усиленно охраняли генерала Ренненкампфа. Он же всегда говорил, что не полиция и сыск его охраняют, а Святой Георгий, изображенный на его Георгиевских крестах, и свято в это верил.

Настал день моего венчания[70] с генералом Ренненкампфом. Оно состоялось во Владимирской церкви города Иркутска. Люди, охранявшие генерала, настоятельно просили, чтобы не было никакой толпы, чтобы все было тихо и незаметно,[71] даже без официального объявления о венчании. Так боялись повторного покушения. Охрана знала, что генерала Ренненкампфа не запугаешь, но просила принять меры предосторожности для моей безопасности. Генерал исполнил все так, как ему советовали, и обряд венчания был совсем скромный и тихий. О нем знали только генерал Селиванов – он, как начальник мужа, должен был дать разрешение, два адъютанта, которые были шаферами – свидетелями, Н. И. Гейзелер, моя сестра Мария Николаевна Аракина и ее муж. Он также был свидетелем. Не было церковного хора, церковь не освещалась, а вокруг нее сновали переодетые жандармы и тайная полиция. Но все обошлось благополучно.

5-го февраля 1907 г. мы с мужем уехали из Иркутска в Петербург. В столице генерал представился государю Импер[атору] Николаю II по случаю своего назначения командиром 3-го армейского корпуса в городе Вильно.

Муж мне рассказывал, что Государь остался недоволен слишком мягким и гуманным усмирением революционного движения в Сибири. Он находил, что слишком мало было повешено; генерал Ренненкампф многих помиловал, заменив смертный приговор ссылкой в Сибирь.