В. Никифоров-Волгин не был ни левым, «прогрессистом», ни мракобесом-черносотенцем, консерватизм и даже монархизм у него причудливым образом сочетались с демократизмом. Симпатии В. Никифорова-Волгина неизменно на стороне простых, скромных, тихих людей труда. Батюшку-царя писатель постоянно отделяет от придворных, чиновников, дворян, которые думали только о своих выгодах, пренебрегали интересами родины и более всего способствовали революции.

Точно так же В. Никифоров-Волгин резко критикует черносотенцев. Он с сочувствием цитирует И. Ильина: «Для того, чтобы одолеть революцию и возродить Россию, необходимо очистить души – во-первых, от революционности, а во-вторых, от черносотенства… Россия созидалась и крепла тихими Сергиями, утешными Серафимами, кроткими Алешами Карамазовыми и подобными им».

Консерватору В. Никифорову-Волгину был свойственен и искренний патриотизм, вера в русский народ, хотя это не мешало ему сурово и нелицеприятно критиковать свою нацию, которая не ценит собственных национальных традиций, часто оплевывает своих же героев-праведников. В. Никифоров-Волгин писал: «Нашим кумиром должна быть Россия, национальное единство, чистый, не искаженный „заграницей“ язык Аксакова, Толстого, Тургенева, своя песня, свои обычаи и своя культура. Мы мечтали о всемирном братстве, но совершенно забыли, что сперва надо создать великое русское братство… У нас свое историческое развитие, быть может, покрепче и посущественнее, чем отвлеченные принципы Запада». Писатель считал, что Россия не должна идти по пути Запада, где господствует формализм, рационализм, бездушие. У русского народа много недостатков, но в нем сохранилась теплота личного чувства. Это доброе начало у русских В. Никифоров-Волгин опять же связывает с Православием.

Мы сознательно отвлекаемся от вопроса, в какой мере оригинальны все эти суждения В. Никифорова-Волгина, как его мировосприятие соотносится со взглядами, например, русских христианских мыслителей 1920-1930-х гг. Этот вопрос заслуживает специального рассмотрения. Нам хотелось пока что обратить внимание на наиболее существенные стороны мировоззрения В. Никифорова-Волгина 1920-1930-х гг., которые наложили отпечаток на все его творчество.

Лучшая часть творческого наследия В. Никифорова-Волгина не отличается ни тематической широтой, ни подчеркнутой «проблемностью», ни стилевым и жанровым многообразием. Он как бы сосредоточился на немногих темах – это прежде всего судьба Православной Церкви, жизнь духовенства в прежней и в советской России, мир верующих, связанный со старой Русью. Даже когда В. Никифоров-Волгин обращается к своему детству – а рассказы-воспоминания о детстве составляют значительную часть его творчества, – он чаще всего рисует картины богослужений, церковных праздников, общения мальчика со «святыми людьми». Кстати, В. Никифорову-Волгину, как немногим другим русским писателям, удалось передать религиозное чувство ребенка, тот дух христианского просветления, внутреннего очищения, радости от праздника, который ощущает маленький герой.

Он хорошо знал этот мир – мир Церкви, верующих, мир старой Руси. Этот мир был знаком ему не только по детским воспоминаниям, он окружал писателя и в Нарве: рядом было Принаровье – район с «исконным» русским населением, с русскими деревнями и крестьянами, с православными церквами, а в Причудье – и со староверами, невдалеке – Пюхтицкий и Печерский монастыри. Действие ряда рассказов В. Никифорова-Волгина происходит именно в этих местах. Нарва была расположена всего лишь в 7–8 километрах от эстонско-советской границы, и тесные связи с Россией тут никогда не прерывались. В этом отношении В. Никифоров-Волгин находился в ином, несравненно лучшем положении, чем, например, писатели-парижане: их творчество питали лишь воспоминания о прошлом, живой связи с «корневой» русской средой у них не было. Неслучайно их так тянуло в Эстонию и Латвию.