Как только раздались взрывы авиабомб, Иван решил, что тут ему и конец. Вскрикнул криком раненный в третий раз, Федор. Только Иван хотел посмотреть, что там с его непутевым, как раздался еще более близкий взрыв, все небо лопнуло вверху, показав на две секунды ярое багровое солнце. Дерево тяжко заскрипело и рухнуло вниз, на людей, усыпало весь мир белыми, порхающими перед лицом, щепками.

Так и не посмотрел Иван, куда на этот раз ранило Федора. Все потому, что щепка-бревно с лету пронзила тело Ивана и пришпилила его к его же родной земле. И где то в районе спины, как думал медленно Иван.

Такая новая боль, что стало невозможно дышать. Когда дышишь только ртом, и все равно не хватает воздуха. Совсем стали плохи дела с единственным пулеметчиком! Все! Лежит Иван, горячечно думает, что хоть привезут ужин, но все равно ему и его не есть.

– Иван! – слышит он тихий голос напарника. – Ты как, живой? Справишься?!

– Щепку вытяни из меня. И ветки раздвинь. Я ничего не вижу. Везде одни листья. Ему казалось, что он кричит, а на самом деле он говорил почти шепотом.

Солнца этим днем не было. Тучи черного дыма, облака белого, синего и барашкового-черного, как самая генеральская папаха, уходили вверх, как от горящей крыши сарая.

Оттуда вниз, словно на оживших картинах вечного ада вырывались клубки пламени – это падали вниз сбитые самолеты. Тянулся шлейф черного дыма от сгорающего танка «Пантера». Горел транспортер и неизвестный солдат, зажатый в груде металла, медленно поднимал руку вверх, а на каске плясал огонек, как на рогатом черте.

Но путь вперед был открыт. «Тигр» волоча за собой колючую проволоку и все что на ней, лез вверх. На самую вершину горы, откуда, может быть, будет уже видна эта проклятая Прохоровка. И теперь эта вершина, на которой стоял раздробленный корень, вместо дерева, можно считать своей немецкой территорией.

«GUT CLASSIC»!

Фельфебель Пауль приблизился к командиру танка Тигр.

– Господин штурбаманфюрер! Приехала полевая кухня и камрад весельчак, наш Адольф! Он требует срочного обеда, потому что ему еще две команды обслуживать и не может задерживаться.

– Вот возьмем вершину и можно будет обедать.

– Она уже занята – показал вверх автоматом фельдфебель: – Смотрите сами.

Это на вершине проклятой, почти незаметной вблизи, горы стоял два красавца рыцаря в касках с рогами, и в маскировочных халатах. Один из них и размахивал и эсэсовским кинжалом с трофейным красным флагом.

– Федор! Феденька! Ты только не умирай – хрипит Иван, не поднимая голову от земли, – Ты где. Где командир наш? Живой?

– Иван – говорит тихо и совсем рядом Федор. – Теперь ты уж как-нибудь без меня. Прощай. На всякий случай! А то что-то мне спать очень хочется.

– Не вздумай умирать! – кричит и плачет Иван. – Как я буду стрелять, если я ничего не вижу! А пулемет цел, приказ не отменен! Увидят после боя наши товарищи, что скажут они про нас. Одну очередь дали и все, отвоевались, вояки!

– Эй! – доносится до них чистый ясный и громкий голос командира. – Вы где?! Почему молчите? Я вам кричу!!

– А ты встань, а мы посмотрим на своего командира – грустно и ядовито шепчет от земли Иван.

– Он встать не может – сказал напарник и единственный сейчас друг и глаза, Федор: – Командира нашего привалило землей и какой-то железной балкой. И руки у него засыпаны землей по самую грудь. Ты лучше с ним попрощайся, язва!

– А то ты не видишь, как меня щепкой пронзило. Не хуже, чем тебя. Тут самому прощаться надо!

– Отставить разговоры! – вдруг доносится до них далекий, но ясный голос командира.

Откуда он только взялся на нашу голову, умереть нельзя спокойно.