– Если хочешь, чтобы мы поехали вместе, то пообещай ничего от меня не утаивать. Теперь мы напарники.

– Такое впечатление, что тебе уже звонил Волощук. То же самое пришлось и ему пообещать.

– Вот за что я Сашку люблю, – заулыбалась Оля, а потом глубоко вздохнула и, подперев кулачками голову сказала. – И чего тебе, Слон, дома не сидится? Все пенсы, как пенсы, а ты так и норовишь в какую-нибудь драчку ввязаться. Ладно, это я так – поедем, конечно. Только послезавтра. Завтра должна сдать статью.

– Договорились. А теперь объясни мне одну вещь. Но, предупреждаю, что вопрос гипотетический. Вот, к примеру, какой-то человек на протяжении жизни наделал кучу ошибок. А где-то живет другой человек, у которого точно такое же количество похожих ошибок и разных нехороших поступков. Первого это вообще не тревожит. Он оправдывает свои действия, говоря: «Так все живут». Другой же осознает, что поступает неправильно, мучается из-за этого, но при случае вновь наступает на те же грабли. И опять страдает, оправдываясь тем, что у него нет сил, противостоять пороку. В земной юриспруденции позиция второго человека учитывается при вынесении приговора, потому что он осознает свою вину. Первому же придется вину доказывать, учитывая презумпцию невиновности. А какова будет ответственность этих двоих на главном судебном заседании у Бога?

При этом я поднял указательный палец и посмотрел в потолок. Потом перехватил на себе изучающий взгляд жены. Оля смотрела, чуть заметно улыбаясь, а в глазах почему-то стояли слезы.

– Дожилась, полковник, – ласково сказала она. – Я еще вчера заметила, что ты приехал какой-то другой. В хорошем смысле слова. А теперь еще такие вопросы. Ну, давай будем рассуждать. Получается, что оба человека понимают, что поступают скверно. Так? Только один это признает, а другой – всячески оправдывает свои действия. Но ведь сам факт совершения им доказывать не нужно? Другое дело, если человек вообще не понимает, что поступает скверно. По земным законам он будет наказан, потому что незнание не освобождает от ответственности. Зато там, – Оля, подражая мне, подняла вверх указательный палец. – Там существует презумпция виновности.

– Это как?

– А так. Там никто никому ничего доказывать не будет. Пока человек сам не поймет.

– А если не поймет?

– Значит так и будет. Там, прежде всего, учитывается свобода человека. Но я не согласна с тем, что человек мучается из-за своих действий и при этом не меняется. Раз он осознает вину, значит, слышит зов совести. Поэтому рано или поздно найдет в себе силы, что-то изменить. Понимаешь, само страдание – это предвестник изменений, дающий человеку нужные силы. То есть нельзя до бесконечности наступать на одни и те же грабли. Ты или голову себе расшибешь, или опомнишься. Ну, и, в конце концов, человек же не один-одинешенек на белом свете. Кто-то же есть рядом?

– Не всегда рядом оказываются те, кто подскажет, – заартачился я. – Чаще бывает так, что проступок человека только осуждается. Ему навешивают соответствующий ярлык и выталкивают из круга общения.

– Да уж. Мы привыкли обращать внимание на кого-то, а своих изъянов привыкли не замечать…

Потом поговорили о Никифорыче и о том, какие действия генерала могли вызвать такой резонанс и привести к трагическим последствиям. Параллельно я позвонил Молодязеву и Черноуху – сообщил о смерти генерала.

Ну, и напоследок жена рассказала о том, как живут в своих семьях наши взрослые дети. Оказалось, что пока их папа вояжировал по южным областям страны, сын получил новую ответственную должность на фирме, а дочь с мужем решили улучшить жилищные условия и подыскивают более просторную квартиру.