К ним присоединяются две хрупкие блондинки, близняшки, у обеих волосы собраны в высокие прически, напоминающие мороженое «Мистер Софти». Обе моложе двух других, они то и дело бросают на них оценивающие взгляды и улыбаются, и их сильно подведенные глаза мечут молнии.

– Ты не обязана это делать, – говорю я, поворачиваясь к Элле, которая трижды сжимает мне руку.

– Все в порядке, пошли, – говорит она. – Мы здесь ненадолго. Слово даю.

Пауза.

– Как там те, что внутри? В порядке? – шепчет она, подтягивая меня к себе.

– А ты как думаешь, черт побери? – огрызается Раннер, перехватывая Тело.

Элла останавливается и осмысливает мои слова.

– Извини, – говорю я, заталкивая Раннер внутрь, – ты же знаешь Раннер. Временами ее трудно заткнуть.

Взяв меня за плечи, мой Здравый смысл смотрит мне прямо в глаза.

– Слушайте меня все, – говорит она, желая подбодрить нас. – Все будет отлично. Доверьтесь мне.

Мы идем по переулку. От звона бьющихся бутылок я подпрыгиваю и жмусь к Элле.

Я неожиданно вспоминаю – нервы-то натянуты, – что рыжеволосая – это та, что обвивалась вокруг хромированного шеста в среду вечером. Подойдя поближе, я понимаю, что она старше, чем мне казалось. На губе у нее родинка, возраст спрятан под толстым слоем грима и обтягивающей одеждой. Ее глаза широко распахнуты и шальные – верный признак того, что она обкурилась.

– Мне нужен Навид, – заявляет Элла.

Учуяв ее неуверенность, девицы улыбаются. Кажется, им нравится, что у них превосходство над ней.

– А ты кто такая? – спрашивает одна из сестричек «Софти».

– Элла.

– Он никогда не говорил ни о какой Элле, – говорит она.

– Мне сказал прийти Шон, бармен, – говорит Элла. – Сказал, что Навид ищет кого-то на должность администратора или в бар.

Девицы переглядываются и хмыкают. Атлетическая брюнетка поправляет бретельку бюстгальтера и изучает свои ногти.

– Классная курточка, – говорит рыжеволосая, ощупывая ворот нового кожаного прикида Эллы. – Где взяла?

– Подарок, – врет Элла.

Рыжеволосая гладит кожу и одобрительно кивает.

– Он в баре, – снисходит она. – Вверх по лестнице, потом налево.

– Спасибо, – улыбается Элла.

Пожимая плечами, остальные три дают ей пройти. У меня по спине бегут мурашки, потому что я знаю, что они смотрят нам вслед, пока мы поднимаемся по лестнице. Когда я быстро оглядываюсь, я замечаю, что неподвижный взгляд рыжеволосой все еще устремлен нам в спины. Затем она моргает, коварная, как кошка. Заволновавшись, я улыбаюсь ей.

Внутри пол выложен зигзагом из черно-белых плиток. Показная пышность представлена геометрическими формами, хромом и зеркалами, в которых отражается настроение людей. В среду вечером я не заметила – мой взгляд был прикован к одному бармену, – как роскошное полированное ореховое дерево и черные лакированные стулья сочетаются с атласом и мехами. Диваны низкие и обтекаемой формы, для удобства они расставлены поодиночке, а не группами. Над барной стойкой парит огромный серебристый аэроплан с крыльями шириной три фута и пропеллерами, напоминающими гигантские венчики для миксера.

Нам навстречу выходит девушка-азиатка. Ее плотно сжатый рот окружен морщинками и похож на кошачью задницу. На девушке короткая черная юбка, чулки и жемчуга. Она поглаживает длинные анисово-каштановые волосы, ниспадающие каскадом завитков. Плотная повязка, охватывающая ее голову, приподнимает челку.

– Это парик? – шепчет Онир, завладевая Телом.

«Ну-ка внутрь», – снова приказываю я, возвращая себе Тело.

Азиатка ловит свое отражение в травленом зеркале рядом с кремовым двухместным диваном, обитым бархатом, и ей явно не нравится то, что она видит. Она хмурит нарисованные брови, поправляет локон. Я улыбаюсь ей, однако она тут же осаживает меня воинственным взглядом и пренебрежительно изогнутыми губами. Ее лицо застывает в жестком выражении.