А Лиза без умолку трещала о всякой ерунде и смеялась, размахивая веткой. Запертая в четырёх стенах большую часть времени, она торопилась взять от этой прогулки всё, что могла. В общем, не так уж и противно Ларисе было слушать её. Лиза была отнюдь не дурой и училась всегда на пятёрки, чем давала своим ненавистникам ещё один повод для издевательств. Уродка, инвалидка, «собачья морда» утирала нос зубрилам и популярным одноклассницам. Учителя ставили её в пример другим и совершали классическую ошибку. В обществе коллективизма выделить кого-то из массы таким способом, к тому же человека физически ограниченного, значило подписывать ему приговор.

Лариса иногда думала, что болезнь Лизы не какая-то медицинская, просто злые люди выпили из неё всё здоровье, словно вампиры. И одним из вампиров была она, Лариса, пусть и недолго. Как можно загладить эту вину?

Лариса начала путаться в мыслях и поняла, что устала. До тайного места было далеко, поэтому она решила сделать небольшой привал. Ссадив Лизу на высокую кочку, покрытую мхом, Лариса легла на траву и раскинула руки.

Лиза сняла капюшон, заправила прядь волос за ухо.

– Ночью здесь, наверное, темнотища.

– Да, хоть глаз выколи, – отозвалась Лариса, глядя вверх, в узорный просвет между кронами сосен.

– Ты была тут ночью? – моментально прицепилась Лиза.

– Ага.

– Ничего себе! Вау! И долго?

– Однажды неделю прожила.

– Охренеть. И как, страшно?

– Ну так… Больше боялась, что найдут. Но никто не искал. В школе наорали, но маманя даже не заметила: бухая была всю неделю, а когда я вернулась, сказала, что под ванной черти и она их боится ― белочка очередная.

– Понятно, – вздохнула Лиза, отбиваясь от комаров веткой. – А мне вот часто снится, что я бегаю. Чаще всего, что я бродячая чёрная собака. Мечусь по посёлку, все на меня смотрят, завидуют, какая я быстрая и сильная. Или камнями кидаются, но в меня не попасть.

– Хорошо.

– А тебе что снится?

– Ничего мне не снится, – проворчала Лариса. – Мне бы просто ночь провести спокойно.

Лиза молчала, пробуя представить, как жить в доме, где один человек – чужой и способен сотворить с тобой всё что угодно в любой момент. Лариса никогда не посвящала подругу в детали.

– Что ты будешь делать, когда я умру?

– Зачем ты всё время говоришь про это? Живи, пока живётся.

– Не могу. Хочу знать, какой жизнь будет без меня, – продолжала спрашивать Лиза.

– А мне откуда знать?

– Я спрашиваю сейчас про твою.

– Ты задолбала, подруга!

– Да. И только начала.

– Я ничего не буду делать, когда ты умрёшь, ясно! Жить сначала один день, потом второй, потом третий.

– Не верю.

– А что ещё делать?

– Я бы придумала…

– Ага! Ну, придумай сейчас. Представь, что ты не умираешь.

Лиза покраснела от злости и замолчала. Лариса испытала удовольствие, заметив это.

– Ты не была в моей шкуре, – сказала Лиза. – Не прикалывайся надо мной.

– А ты в моей! – бросила Лариса, поднявшись. С громадным удовольствием она сейчас дала бы волю своим стремлениям и избила бы эту девочку, превратившуюся в странное существо перед ней. Страшное, чего уж скрывать. Эта бледность, запахи, тонкие конечности – если вглядеться в них под неким углом, можно увидеть настоящего монстра, сидящего посреди зелени. – Я бы хотела вот, чтобы в моём доме никогда не появлялись мужчины, чтобы мы с мамой были только одни. Мы бы сами распоряжались всем: ели что хотели и сколько хотели, пили, наши деньги были бы нашими деньгами; я бы не закрывала дверь на ночь и принимала ванну так долго, как хочу, а не выгадывая время, когда дома нет очередного её ухажёра. Любой из них может ворваться ко мне, уже пытались. – Лариса набрала воздуха в грудь. – И мама бы не пила, наверное, если бы мы жили одни. Я… Мечтаю уйти из дома навсегда. Вот чего мне хочется сильнее всего.