Комаров удовлетворенно наклонил голову.

– Добавлю не известную вам подробность: на днях начнется строительство участка, расположенного возле вашего города. Я тут буду главным, – Комаров улыбнулся, губы сжались в ироничную трубочку, очки сдвинулись к белесым бровям.

Дамаскин оценил гримасу: «Важничать не станет».

– Вам понадобится наша помощь?

– Да, Григорий Васильевич, за тем и приехал.

– Внимательно слушаю…

Глава района с каждой минутой проникался к строителю все большим доверием. Может быть, что-то дружеское видел он в голубых глазах собеседника, а может быть, виной тому была только что сообщенная Комаровым приятная новость.

– Хотел бы в вашем городе поселить часть строителей – за гостиницу заплатим сразу за три месяца. Интересует нас расположенный на вашей территории песчаный карьер… Вот, пожалуй, и все.

Комаров снял очки; близоруко щурясь, поднял подбородок.

Просьбы оказались необременительными и даже выгодными городу – гостиница (недавно капитально отремонтированная, она стояла полупустой) получит долговременных постояльцев, а местный бюджет – деньги за песок.

Дамаскин уже приготовился подтвердить, что город с удовольствием выполнит все просьбы строителя, но неожиданно он уловил в себе сильно взволновавшую его мысль. И сделал в разговоре едва заметную паузу. «Комарову дадут большие деньги, в его власти будут мощные самосвалы, бульдозеры, тракторы…»

И возникла Идея!

О ней Григорий Васильевич говорить пока не стал – решил подождать, чтобы в разговоре, как сказал бы местный парикмахер Рубинштейн, «попасть на момент».

О песчаном карьере и гостинице легко договорились. Обсудили и детали – в частности, где и как лучше проложить временную дорогу к песчаному карьеру. Дамаскин теперь откровенно подмасливал разговор:

– У вас, Иван Петрович, в процессе сооружения автобана могут возникнуть еще какие-либо просьбы. Мы их тоже с удовольствием выполним…

Беседа шла к концу, уже поговорили даже о погоде – о затяжных дождях в Москве и безжалостной жаре, на которой, очевидно, придется начинать работу первым строителям маринского участка автобана. И когда разговор был совсем на исходе и оставалось только крепким рукопожатием закрепить договор о дружеской взаимопомощи, сердце Дамаскину подсказало, что момент, который теперь для него был самым главным, наступил.

Начал издалека и как будто вовсе не о том, ради чего была та утренняя деловая беседа:

– Наше поселение, Иван Петрович, очень древнее; булыжник в центре города стелили еще перед войной, он давно скособочился, а улица стала похожа на большую стиральную доску. Колхозная машина с молоком, бывало, пока проедет, в цистерне – сливочное масло…

Дамаскин поднял на строителя осторожный взгляд:

– Не могли бы вы, Иван Петрович, – между своим главным делом заасфальтировать еще и нашу центральную улицу? Сто двадцать метров.

Комаров, минуту молча поразмышляв, кивнул подбородком:

– Хорошо, Григорий Васильевич. Сделаю. Булыжник уберем, привезем песок, гравий. Все оформим по закону – в порядке шефской помощи городу. На некоторое время выделю вам технику с водителями, но… – строитель вскинул к потолку рыжую голову: – Когда подготовим улицу под асфальт, попрошу помочь мне неквалифицированной рабочей силой.

– С подсобными рабочими проблем не будет! – торжествовал Дамаскин.

И после этих слов им были сказаны слова, которые, когда Комаров уже уедет, а у главы администрации состояние торжественности несколько понизится, заставят Григория Васильевича на некоторое время всерьез задуматься:

– Выведем на воскресник весь город!

Комаров поднялся со стула, поглядев в окно, увидел на улице ожидавший его «уазик», но Григорий Васильевич опять на минуту задержал его: