Обитатели окопа погрузились в задумчивую тишину. Снаружи слышалась вялая стрельба и вражеская речь вперемешку с русской. Дождь усиливался, уже затопив дно укрытия. Сердце Лены бешено колотилось от представления встречи с мамой, папой и братьями. Она жива! Она осталась цела и возвращается домой. Сколько раз, плача ночами, укрываясь от авианалетов, Лена просила прощения у матери за все страдания, которые ей принесла. Теперь есть шанс посмотреть ей в глаза, успокоить душу. Рузиля думала о далеком ауле, о семье и с каждым днем все

больше и больше жалела, что не осталась с ними. Задумчивым взглядом уставились в одну точку Галя Сокол, Ангелина Портнова и Рита Бондарь. Каждый думал о своей дальнейшей судьбе. Рузиля была права. Война заставила сражаться везде, и понятие «тыл» исчезло, с первым вражеским солдатом, ступившем на их землю.

"Ее доставили к следователю: худенькую, в оборванном, бежевом, ситцевом платье. Последовал обыск, в ходе которого отняли крест. После ночного допроса 20–летнюю арестованную, дочь бывшего белого офицера, привели в камеру. Она с трудом, ощупывая превратившееся в сплошной синяк лицо, добралась до того, что называли лежанкой: досок, расположенных на выступе между двумя кроватями. У нее не было страха, лишь ожесточение. Звереныш, озлобленный на весь мир.

Следствие шло почти пять месяцев, все это время проводились ночные допросы, сопровождавшиеся побоями. Во время одного из них, она, не выдержав и подняв на следователя ослепленные ярким светом, голубые, глаза, плача, отчаянно прошептала разбитыми в кровь губами:

«Должна же быть какая–то правда…?»

Хмыкнув, следователь поднялся, схватил со стола большую бутылку, завернутую в газету, и, что есть силы, ударил девушку по голове.

«Вот тебе правда!»

Она упала со стула и сжалась в комочек, трясясь ослабленным голодом и побоями телом. Не ощущая больше сил бороться, Ангелина лишилась чувств.

Поздно вечером их, окружив кольцом конвоя, привели на вокзал. Упала температура, под ногами хрустел снег. Одна из заключенных кинулась к реке, последовала команда лечь на землю, и они упали, лицом в самую жижу. Несчастную изловили, и посадили на колени перед лежащей толпой. Ангелина едва заметно приподняла голову и посмотрела заключенной в глаза. Сима, старший лаборант, 25 лет. Арестована по доносу за чтение контрреволюционного стихотворения, которое цитировала в нетрезвом состоянии. Сима знала, что делала, паинькой она не была. Сейчас она опустила голову и что–то шептала, глотая слезы, утирая их с больших, вьющихся ресниц. Шаль с головы сбилась при беге, и на иссиня–черные волосы ровными линиями падали снежинки. Сима подняла синие глаза и встретилась взглядом с Ангелиной, тяжело вздохнув сквозь слезы. Раздался выстрел в затылок, и худое тельце в телогрейке уткнулось лицом в снег. На вокзале началась паника, заключенные истошно загалдели. Ангелина увидела столыпинские вагоны, те самые. Оттолкнув конвоира, она бросилась к реке и прыгнула в ледяную воду, не думая о последствиях."

–Руза, – прошептала Лена, взяв подругу за руку, – поедем в Ленинград? – Угу, –кивнула та, заморгав и подняв глаза на серое небо, – эх, мама. – Значит, едем в Ленинград, – кивнула Галя, – а вы? – Посмотрела она на девушек–снайперов. – А у нас выбора нет, – задорно сказала Ангелина, прижимая к лицу приклад снайперской винтовки, – вернемся в Петербург, Ритка? Там, говорят, спокойнее. – Всему свое время, – задумчиво пробормотала Рита Бондарь, – едем. – Лигита, а вы? – Повернулась к латышке Лена. – Мы уходим, в Эстонию. Будем оттуда воевать. Нам нужно отдышаться, собрать силы. Мы вернемся обязательно. Если вы с нами, то мы вас найдем, Лена. – Да, конечно, – Ракицкая назвала адрес, – отыщите нас, Лигита. Мы должны вернуться. Отомстить. За всех, кто здесь… – Хорошо, я запомнила, – грустно улыбнулась Лигита, поднимая голову вверх, – мы уходим, Рига. Прости нас. Мы вернемся…